Многим произведениям искусства уготована сложная судьба потому, что они неотделимы от личности создателя. Художественная ценность работы, если не меркнет, то явно тускнеет под наносной тяжестью биографий, как купола церквей под прахом времен. Подобная ситуация неумолимо создает погрешность оптики потребителя искусства, не способного до конца насладиться подлинной красотой объекта потребления. Именно такая судьба постигла последний фильм Алексея Балабанова «Я тоже хочу», о котором крайне нечасто говорят вне контекста скорой смерти режиссера и магических символов с нею связанных. Но мы все-таки рискнем.
Уголовник, алкоголик, старик, музыкант и проститутка в одном черном джипе едут из грешного Петербурга в заповедную зону вечной ядерной зимы где-то под Угличем. Там находится мистическая Колокольня Счастья, забирающая в потаенный мир благодати исключительно достойных. Недостойные же остаются умирать на фоне великорусского хтонического пейзажа, становясь со временем его ужасающими и вместе с тем совершенно будничными деталями. Из заповедной зоны живыми не возвращаются.
Экспозиция «Я тоже хочу» довольно точно рифмуется с фильмом «Жить» классика российской чернухи Василия Сигарева. Укутанный в снежный саван пейзаж, монотонный мотив приближающейся смерти, путешествие на фронтир реального и неизъяснимого. Тем более символично, что фильмы вышли с разницей в один год. Но если у Сигарева интонация повествования имеет вполне привычную форму безысходного надрыва, то Балабанов не спешит впадать в эсхатологическую истерику и включает в конце туннеля приглушенный свет.
Именно светлый нарратив надежды выделяет «Я тоже хочу» из фильмографии позднего Балабанова. «Груз 200», «Морфий» и «Кочегар» начисто лишены даже самой идеи счастливого исхода. «Город Солнца» физически невозможен в заданных режиссером условиях. Возможны лишь некая справедливость, а вместе с ней и неминуемая расплата. Но счастье давно покинуло эти земли и этот народ. В «Я тоже хочу» счастье вернулось хотя бы в виде чистой гегельянистой идеи, ради которой можно и даже нужно умереть.
В среде кинокритиков принято сравнивать «Я тоже хочу» с «Островом». Причем в основном на уровне стилистики и некоторой общности темы. Но Балабанову совершенно чужд псевдорелигиозный пафос Лунгина. «Я тоже хочу» куда ближе к учению Мартина Хайдеггера, мастерски обставленному естественными русскими декорациями, чем учению Святых Отцов. Причем не только эстетически, но и концептуально. Ведь Колокольня Счастья — скорее метафора удачного исхода жизни, наполненной экзистенциальными поисками и страданиями, чем буквальное прочтение христианского рая.
Нередко сравнивают «Я тоже хочу» и со «Сталкером» Тарковского, находя определенное сюжетное сходство, а также некое родство общей атмосферы. В одном из последних интервью Балабанов прямо отверг подобные сравнения, назвав «Сталкер» «очень глупым» фильмом. Философская избыточность и нарочитая недосказанность Тарковского действительно имеют мало общего с прямым и лаконичным языком Балабанова. «Я тоже хочу», конечно же, не стал исключением. Это в хорошем смысле очень простое и концептуально завершенное кино, с предельно внятной и доступной каждому идеей.
При этом «Я тоже хочу» свободен не только от вериг пафоса и морализаторства, но и от всякого визуального украшательства. Фильм полностью снят с натуры, а роли героев исполняют исключительно непрофессиональные актеры (включая и самого Балабанова). Размеренные причитания «Аукцыона» предельно органично ложатся на общий не то что неторопливый, а скорее меланхоличный темп повествования. Это создает впечатление даже не реалистичного, а документального фильма, в который не только охотно веришь, но и подумываешь ему следовать. Ведь места в Колокольне Счастья ограничены, а конкурсный отбор жесток.
