Вспомнилась история. Я ехал на закате по бутовской линии метро. В вагоне было просторно и почти уютно. Напротив меня сидела растрепанная девушка слегка за 20, ее узнаваемо трясло и ебашило. «О, это явно не бухлишко», — подумал я и улыбнулся. Чужие пороки всегда вызывают улыбку, тогда как свои — лишь пустую рефлексию. Внезапно она болезненно рассмеялась в ответ и подсела ко мне. Говорить «девушка, вы неправильно меня поняли» было поздно, да и как-то нелепо.
«Ой, а что вы читаете?», — с искусственным интересом спросила она. Я читал «Бесконечный тупик» Галковского. Даже обычному, здоровому и румяному человеку порой непросто объяснить, кто такой Галковский и уж тем более — о чем книга «Бесконечный тупик». Во многом потому, что здоровым и румяным это и не нужно, как не нужен гнилой особняк в стиле ампир, когда можно построить свежий многоэтажный зиккурат.
Я не стал занудствовать и честно попытался рассказать молодой наркоманке о гипертексте, Розанове и кризисе постмодерна. Как ни удивительно, но она внимательно слушала, разве что раскачивалась в такт движению поезда. До перехода на серую ветку оставался последний перегон.
«Знаете, а я Тургенева люблю. „Асю“ читали?» — неожиданно меня прервали. «На самом деле я из клиники, ну наркологички. К парню сбежала, а он меня не любит. Совсем», — вздохнула она. «Респект тем, кто попадал в наркологичку», — вырвалось у меня на выходе из вагона. Моя новая знакомая шла рядом. Мы быстро выяснили, что мне нужно в центр, а ей не нужно никуда.
Следующие полчаса я слушал ее сумрачные истории в духе раннего ЛСП. Она была замужем, супруг любил ее, но не любил наркотики, а потому пиздил. Но пиздюли ей помогали слабо, так что муж в коллаборации с тещей периодически сдавал ее в наркологичку. В наркологичке, по ощущениям моей собеседницы, было «тоскливо и очень ебано», потому она периодически сбегала оттуда к своему барыге. Который, правда, свою «Асю» совсем не любил.
Она заметила, что я как-то явно заскучал. Мне вполне хватало и своей собственной чернухи, потому вольный пересказ фильма Бориса Хлебникова меня действительно угнетал. «А, давай сходим в музей. Какой твой любимый художник?», — предложила она. Я лаконично ответил, что Эдуард Мане. О глубоком символизме «Олимпии» я не стал распространяться. Недавний опыт с Галковским подсказывал, что лучше промолчать и заранее готовить планы отступления. «Вот на него и пойдем. Завтра», — уверенно заявила «Ася» на отходах.
Мы уже подъезжали к моей станций. Вместо своего номера я продиктовал телефон приятеля, который уже давно меня заебал. Свой телефон я незаметно выключил и унизительно соврал про севшую батарею. Она сказала, что поедет домой, нужно ведь отоспаться — завтра в музей. Мы попрощались, и я вернулся в свой личный бесконечный тупик. Надеюсь, она все же сходила на выставку Эдуарда Мане.
