К 1989 году советская милиция столкнулась с огромным количеством проблем. Даже если не брать во внимание межэтнические конфликты на территории СССР, всё чаще вовлекавшие СА, чем милицию, уровень преступности заметно вырос по сравнению с застойными годами. Причем не только статистически, но и фактически, в реальности, данной нам в ощущениях.
Одновременно с ростом преступности увольнялись милиционеры, еще сильнее обостряя хронический дефицит кадров. Технический, организационный и профессиональный уровень советской милиции (да и всего государства, если уж на то пошло) совершенно не соответствовал новым вызовам. Погони на «Жигулях» за преступниками на иномарках были унизительно тяжелыми. Зарплаты не поспевали за ценами, а еще случилось нечто действительно ужасное — милиционеров стали убивать как простых околоточных, подвернувшихся под руку. Рядовые и офицеры МВД писали жалостливые письма в журналы, рассказывая о своей беспомощности. Вдруг выяснялось, что умирать за идеалы любят в основном герои фильмов и книг.
Оговорка про статистический рост преступности сделана не просто так. Никто не любит выносить сор из избы и обнажать проблемы своей страны, и всякого рода манипуляции со статистикой — вовсе не российское изобретение. Достаточно напомнить, что незарегистрированных преступлений не существует.
Советский Союз выносить сор из избы не любил особенно, поэтому реальный уровень преступности до самого конца 80-х можно было только предполагать. Статистика была недоступна рядовым гражданам. Необходимо, конечно, учитывать, что еще сорок лет назад перепродажа товара была преступлением, а за греческую любовь между двумя гоплитами в Гиперборее можно было уехать на реальный срок. Однако, если судить по тем же убийствам, налицо был устойчивый рост, не в последнюю очередь — из-за алкоголя, ставшего бичом советского общества.
Официальная статистика регистрировала рост преступности, но довольно осторожно. Уровень преступности должен был отражать правильный курс партии, верный подбор кадров и, самое главное — преимущество социалистического строя. В то время, как в США линчевали негров, а в Западном Берлине кололись героином под каждым кустом, в СССР всё было спокойно. Ощущение спокойствия и стабильности покоилось, в том числе, на цензуре, которой официально не существовало — о многих бандах и жестоких преступлениях никто не вещал по телевизору и радио, не писал в журналах и газетах. Практически все слышали про очаровательного Чикатилло, оказавшегося украинским националистом. Люди постарше помнят «хлопковое дело», получившее широкое освещения с началом перестройки. И совсем мало, кто знает про теракты, профессиональные банды и людоедов, годами промышлявших в стране.
Постепенно прозрачность статистики росла, одновременно росла и сама преступность. Создание «совместных предприятий», выкачивающих за бесценок материальные богатства за рубеж, появление кооператоров, плотно завязанных в обналичке, да и просто всеобщая либерализация хозяйственной жизни вызвали взрывной рост криминала. Пожалуй, в последний раз настолько пиратское время в истории России случилось в эпоху революции.
Товарищ Сталин не знал
Впрочем, не стоит думать, что в 1987 году преступники тайком высадились в СССР и начали расшатывать социалистические устои. Теневая экономика, низкая бытовая культура и нежелание бороться за высокие удои вербовали большое количество джентльменов, предпочитающих остренькое. Коррупция, экономические преступления, бытовуха существовали даже во времена Иосифа Виссарионовича, который, как известно, навёл порядок. Страх не мог искоренить тягу к наживе, а круговая порука иногда давала обратный эффект — зная о том, что вам снимут голову за уже совершенное чужое преступление, было едва ли не проще и лучше покрыть нарушителя, чем вместе с ним ползать на коленях, вымаливая прощение.
Характерно, что практически до самой кончины Сталина милиция занималась несвойственными ей функциями, странно напоминавшими аквадеспотии древних времен. Так, до войны милиция разыскивала рабочих, посмевших не прийти на работу. Поиск и преследование несчастных морлоков сильно отличались от борьбы с бандами и серийными маньяками.
Что касается самой милиции, то её уровень часто был невысок и показывал общую неготовность к чему-то, выходящему за пределы борьбы с тунеядством и сбора урожая пьяненьких. На качестве работы сказывался кадровый состав, еще недавно пасший скот в раскулаченной деревне.
Так, заместитель начальника Главного управления милиции Овчинников незадолго до смерти Сталина писал в ЦК КПСС по поводу ситуации в Макеевке, где только после многочисленных жалоб самих жителей началась проверка деятельности милиции:
…Милиция лишь регистрировала совершаемые преступления и очень плохо их раскрывала. Оперативной работы по выявлению рецидивистов-преступников, которые играют организаторскую роль во всей преступности, или хотя бы какого-то подобия правильной системы работы, на базе которой должно обеспечиваться предупреждение преступлений, не велось… Личный состав милиции как следует не воспитывался и не контролировался. В течение 11 месяцев 1952 года работниками милиции было допущено 63 серьезных аморальных проступка… Большинство работников милиции, в том числе и начальники отделений, не знали административных законов. В этом деле, особенно в части надзора за поддержанием общественного порядка, благоустройства и санитарии, милиция проявляла прямое бездействие власти.
В 60-е годы, с принятием нового уголовного законодательства, часть преступлений была декриминализована. Это, а также общий тренд на снижение репрессивных функций милиции и определенная гуманизация правоохранительных органов должны были снизить преступность (особенно — статистически), но получилось наоборот. Даже исходя из официальной статистики, рост преступности обгонял рост населения. Одновременно с радужными декларациями о победе социалистической законности принимались внутренние партийные постановления, требующие усиления работы милиции.
Банды, теракты и пельмени из человечины
Ярким примером того, что милиция не реагировала должным образом на действительно серьезные преступления, стала банда братьев Толстопятовых. Банда была прекрасно организована и вышколена и никак не походила на воровские шайки и, тем более, на разбушевавшихся пролетариев. Не имея доступа к оружию, Толстопятовы самостоятельно изготовляли огнестрел и даже бронежилеты. Каждое преступление отрабатывалось до мельчайших деталей, вплоть до внедрения в качестве рабочего на будущий объект налёта. Пять лет, с 1968 по 1973 года, Толстопятовы вместе с сообщниками устраивали голливудские ограбления посреди Ростова-на-Дону, с перестрелками, убитыми (включая деда-ветерана), пока милиция, очнувшись, не начала длительную спецоперацию. Толстопятовых в итоге казнили, но факт остается фактом — пять лет город терроризировала банда, которую милиция не могла остановить.
На веселом воровском юге банда Толстопятовых была не единственной. Жестокими ограблениями и убийствами занималась банда «санитаров» и банда братьев Самойленко. Такие же банды, не чуравшиеся убийств ради нескольких грошей, орудовали и в других частях СССР — в Казахстане, в Челябинской области. И всё это — в благие застойные времена. По сравнению с ними, даже Россия десятых годов кажется куда более травоядной. Членов «банды ГТА» еще даже не было в проекте, когда в СССР совершались нападения на курсантов для захвата оружия, и убивали милиционеров, отстреливаясь от преследования.
Терактов тоже хватало, хотя, увы, мы не только обогнали СССР в этом отношении, но и даже как-то попривыкли.
В 1971 году Петр Волынский из Лиги низкорослых людей (я не шучу) взорвал пассажирский автобус в Краснодаре.
В том же году был взорван Ту-104Б, в результате чего погибли все пассажиры и члены экипажа. Преступников не нашли.
В 1977 году армянские националисты устроили серию терактов в Москве.
В 1979 году двое подростков захватили пассажирский автобус и потребовали 2 млн рублей и беспрепятственный перелет в Японию.
В конце 80-х началась целая серия захватов авиалайнеров и практически во всех случаях — ради немедленной эмиграции. Причем захваты продолжались даже совсем незадолго до развала Союза, когда правила выезда из страны заметно упростились.
Маньяки в СССР — вовсе отдельная тема для разговора. В гримуаре советских демонов были все виды душегубов — банальные серийные убийцы, педофилы, каннибалы, некрофилы и даже непиофилы. Смаковать это гадко, поэтому просто крупными мазками опишу нескольких.
Педофил, убийца и насильник Асратян несколько лет насиловал подростков, выдавая себя за режиссёра. Менял почерк, чтобы не попасться. В итоге, после поимки, без колебаний пошёл на смертную казнь, боясь тюремного заключения.
Сергей Ткач, коллега по цеху Асратяна, 25 лет гастролировал сначала по УССР, а затем — по Украине и был пойман лишь спустя 13 лет после развала Союза.
Сергей «Фишер» Головкин, одноклассник Армена Григоряна из группы «Крематорий», насиловал и расчленял подростков неподалеку от дачи Бориса «Скина» Ельцина.
Алексей Суклетин, поклонник Бокассы, с 1981 по 1985 год, переквалифицировавшись из «банального» рецидивиста-насильника, убивал и ел людей.
Николай Джумгалиев не только убивал, но и буквально делал пельмени из человечины, умудряясь долгие годы избегать ответственности.
Все эти мамлеевские шатуны годами убивали, насиловали, расчленяли и ели людей, нисколько не считаясь ни с социалистической законностью, ни с неким особым порядком, о котором так любят ностальгировать умудренные ютубом подростки. Советские милиционеры, конечно, не были какими-то особенными неумехами. Однако огромный разрыв между идеалистической картиной и реальностью, в которой жили чудовища, дезориентировал их.
Казанские, любера и братва
В конце 70-х, на излете такого спокойного, почти барбитуратного застоя, родился «казанский феномен», ставший предтечей АУЕ. Скучающие, никому не нужные подростки, маринующиеся на заводских окраинах, сбивались в огромные банды, разделив Казань на зоны влияния. Банды не только занимались хулиганством, вымогательством и ограблениями, но и организовывали акции устрашения, избивали случайных людей, убивали и, что самое главное — были кадровым резервом для организованной преступности. Временами казанцы даже выезжали в Москву и грабили местных подростков, снимая с них всю одежду.
«Казанский феномен» был еще одним явлением, оставившим советские правоохранительные органы в полной растерянности. Как это ни поразительно, но задубевшие до омертвения пионерия и комсомол не могли вразумить трудных подростков. На местных партийных князьков сыпались директивы усилить идеологический контроль, провести воспитательную работу. Беспомощные милиционеры вовсе не обладали ни каким-то осмысленным планом, ни правомочиями для борьбы с трудными подростками. На место одной уничтоженной банды приходила другая. Перестроечные журналы запоздало искали причину в официозе, отсутствии досуга и гуманизма. Всё было тщетно. Со временем казанские и другие банды подростков доросли до организованных группировок, вступив в 90-е с огромным опытом насилия.
В отличие от казанских подростков, подростки из Подмосковья готовились к 90-м при негласном одобрении местных партийных и правоохранительных органов. Знаменитые любера, герои городского фольклора и песен, устраивали качалки и постепенно вовлекались в преступную деятельность. Что характерно, любера не просто грабили модных ребят и вымогали деньги, но и были идеологически подкованы. Любера, как и члены Общества «Память», исповедовали странную смесь противоречивых максим.
Харю бьют за длинный хайр
Харю бьют за гребешок
Харю бьют за heavy metal
Харю бьют за рок-н-ролл
Партии и милиции это нравилось, до поры до времени. Любера выглядели как народные защитники, вступившие в противостояние с гнилым Западом. Они казались патриотическим резервом, оплотом советского общества.
Традиционализм, карнавальный национализм и советский патриотизм служили клоунским гримом для более чем прагматичных и жестоких преступников, которые всего через несколько лет станут кошмаром кооператоров. Самые юные начинали с банального вымогательства у однокашников, постепенно поднимаясь по карьерной лестнице. Ребята постарше участвовали в организованных выездах в Москву, разумеется, для борьбы с панками и металлистами, а не грабежа. Самые старшие вербовали молодняк для банд.
И любера, и казанцы (а также многие другие подростковые банды, один в один похожие на казанский Хади Такташ), питались перестройкой, паразитируя на кооперативах, которые, в свою очередь, паразитировали на несметных богатствах СССР. Как только открылись кооперативные буфеты и кафе, видеосалоны и видеобары, ателье и ларьки, самыми частыми и пугающими гостями стали вовсе не чиновники и партийные надсмотрщики, а бывшие любера, бывшие спортсмены и даже бывшие милиционеры. В одночасье сонное советское общество познакомилось с организованной преступностью, наркоторговлей, сутенерством, рэкетом, похищениями, заказными убийствами. Преступникам завидовали, им подражали. Советские быки даже выезжали на гастроли в только-только получившие независимость бывшие страны СЭВ, приводя в ужас местных полицейских.
Только перед самым развалом Союза правоохранительные органы начали реагировать на страшный вал преступности. Появился ОМОН, появились специальные подразделения для борьбы с бандами, закупались иномарки для погонь, спецсредства. Но всё было напрасно. Своего апогея разгул преступности достиг уже после распада страны, в 1993 году, во время знаменитой бандитской войны.
СССР не был таким уж тихим и мирным, как его любят изображать. Хулиганье с ножами — вовсе не кавказский национальный вид спорта, изнасилования и ограбления росли из года в год, а погибнуть в теракте в метро можно было и в семидесятые года ХХ века. Советское общество, как и любое другое общество, по мере урбанизации всё плотнее сталкивалось с необъяснимыми и невиданными ранее процессами и феноменами, требовавшими нечто большего, чем человек в форме и с дубинкой. Возможно, со временем советские правоохранительные органы овладели бы ситуацией и остановили разгул криминала. Но Борис Ельцин, тот самый, рядом с дачей которого проводили вивисекцию подростков, закончил историю советской преступности и начал историю преступности российской.
