Эдуард Лимонов — это мы

Русский мир есть мир литературы. В России всегда гремело слово и лишь потом под звуки словесного грома промозглым северным дождем проливалась сама жизнь. Носитель слова есть хозяин нашего мира, нашей истории и нашей судьбы. 17 марта 2020 года Черное Солнце русского слова закатилось. 17 марта 2020 года не стало Эдуарда Лимонова. Я знаю, что созданный им мир не исчезнет, не сгниет и не рассыпится в труху, как рассыпались дряблые шестидесятники или сгнили изъебистые концептуалисты. Потому что Эдуард Лимонов — это мы.

Визгливые соцсети и передовицы уважаемых изданий унавожены некрологами Лимонову со стертыми как пятаки словами про «ушедшую эпоху», «глыбу» и «мастодонта». С детальным подсчетом всех лимоновских женщин и всех лимоновских войн, которых у высокомерно-живых авторов некрологов не будет никогда. И даже не потому, что они недостойны, а потому, что они не умеют жить. Поэтому высокомерно-живые авторы барахтаются на дне визгливых соцсетей и передовиц уважаемых изданий. В мире русского слова им всем места нет. Ворох всех их текстов навсегда сотрет даже не история, а завтрашняя лента новостей. И они это понимают. Всем этим авторам грошовых некрологов глубоко неважно, кто на этот раз ушел в мир теней: классик русской литературы или какая-нибудь актриса Вера Шмонька из сериала «Ментовская залупа». Сегодня мы закапываем мертвых, а завтра забарываем Путяру, хохлов или какой-нибудь другой ебаный вирус. Бросьте это дело, родные. Вам же все равно. Эдуард Лимонов — это не вы.

Я же сегодня попробую обойтись без глыб и ушедших эпох. Покойник ушедшие эпохи глыб презирал. А презирать он умел, как никто другой. Но я рискну сказать пару слов о наследии Деда. Литературном, политическом и культурном. Наследии, которое нам еще только предстоит осмыслить, сохранить и передать в целости и сохранности, как Священный Грааль, будущим русским людям. Попытаемся быть достойными человека, создавшего для нас мир, в котором хочется жить. И, что еще важнее, мир, в котором хочется умереть.

Русский мир.

Книги Лимонова поразительны в своей эклектике. Книги Лимонова сочетают структуру классического русского романа с эстетикой Генри Миллера и непосредственностью битников. Соседствовать с Лимоновым на метафизической книжной полке может как Чарльз Буковски, так и Иван Тургенев. Лимонов — писатель мирового уровня и вместе с тем Лимонов органичная часть русской литературной традиции.

Слишком большой и слишком русский даже для Нобелевской премии. Но Лимонов не Алексиевич — Нобелевская премия ему не нужна, как не нужна нелепая грамота от комсомольской ячейки за политически зрелую отработку социального заказа. Лимонов комсомольской грамотой в лучшем случае бы просто подтерся. Так и Нобелевская премия по литературе сгодилась бы ему исключительно для каких-то таких занимательных случаев. Ведь подобных Лимонову писателей, да и вообще людей, среди наших современников в России сейчас нет и в обозримом будущем не предвидится.

Литература Лимонова проста и математически точна. В ней отсутствуют медитативные прустовские описания или неповоротливые толстовские предложения. В ней нет ничего лишнего, напускного и искусственного. Это литература без литературщины, конкретная, чистая и ясная, как глаза умирающего ребёнка.

При этом Лимонов выдающийся писатель-портретист. О таланте портретиста мало говорили при его жизни, и не все вспомнят о нем после смерти. Лимоновская серия «книг мёртвых» прекрасно раскрывает этот талант. Мёртвые герои Лимонова предстают в естественной наготе, красоте или уродстве, вне паутины моральных установок, художественных допущений и спекуляций. Именно трезвый, жесткий и жестокий подход Лимонова вдыхает в них жизнь. Жизнь вне времени, пространства и эпохи. Теперь Дед вместе со своими героями. И я боюсь, что даже на том свете им не спрятаться от его гнева.

К слову, об эпохе. Дед за долгую литературную жизнь сменил несколько эплох, и ему всегда удавалось быть самим нервом, самой приметой времени. Большинство его писателей-современников неинтересны вне исторического контекста, Лимонов же всегда был и будет интересен всем. Возьмем его «харьковскую трилогию». Три разных Советских Союза, три разных социальных уклада и один Лимонов. Всегда на месте и всегда при деле. От малолетнего гопника с бритвой за голенищем до молодого провинциального поэта с претензиями на величие. Лимонов не просто органичен окружающей действительности, но и находится в самом ее эпицентре, задавая темп и интонацию времени.

Дальше — больше. Заброшенный эмигрант в Нью-Йорке, модный литератор в Париже, защитник Белого дома в Москве, солдат в Югославии, ирредентист в Казахстане и политзек в «Саратовском централе» — это все один Лимонов, в котором с десяток малосочетаемых литературных героев не только с легкостью уживаются друг с другом, но и покидают страницы книг, чтобы покорить Землю. Такой лихой материализации персонажа мог бы позавидовать сам Ницше, воспевший сверхчеловека, но проживший жизнь неудачливым калекой.

Особняком в литературном наследии Лимонова стоит фантастически плодотворный тюремный период. Это книги не про очередные пытки в застенках, хотя в России вокруг тюрьмы уже сложилась бесконечно трагичная литературная традиция. Скорее книги Лимонова переосмысляют тюремный опыт и выходят далеко за границы сложившегося жанра. Это не разведка на фронтире, а скачок в дикое поле, где живут голодные суккубы, рождаются новые идеологии и гибнут мировые религии. Проза Лимонова искрится от безумной воли к жизни во мраке тюремной ночи, сманивая словно светлячков души героев сквозь стены, решетки и двери. В тюрьме была написана «Другая Россия», ставшая настольной книгой для сразу нескольких поколений нацболов, готовых сложить голову ради идей. Родовая черта лимоновской литературы — обязательное и неуклонное преломление в реальности, где абсолютная гегельянская свобода и есть единственная возможная мера всех вещей.

Невероятная внутренняя свобода, помноженная на несгибаемую последовательность, всегда вела Лимонова-политика. Вела под пули ельцинских снайперов осенью 1993-го и в горы Алтая во главе отряда русских патриотов в «нулевые». Благодаря внутренней свободе и несгибаемой последовательности Лимонову удалось создать в 90-е Национал-

Большевистскую партию — пристанище для всех молодых, злых и отверженных. Партию, которая стала культурным феноменом, возникшим на уличном перекрестке несистемной политики и радикального искусства. Партию Летова, Дугина и Курехина.

НБП стала не только неисчерпаемым источником вдохновения и угара, но и оригинальным историческим образцом аутентичной подпольной культуры. Партию всегда связывала не общая идеологическая канва, а эстетического пространство, в котором все яростное, юное и безумное бросает вызов всему обыденному, ветхому и заурядному. НБП и стала той самой лимоновской антологией жизни героев в подчеркнуто не героические времена.

Вокруг героя все превращается в трагедию. Вызов НБП был принят и переварен полицейским нутром РФ — в ответ последовали тюремные сроки и убийства партийцев. Тем не менее партия, пускай и под другим названием, жива и сейчас. Нацболы воевали в русском восстании на Донбассе, а русский флаг над Севастополем подняли задолго до возвращения Крыма, еще в украинские времена.

В среде загадочного кремлевского и либерального мяса модно обвинять Лимонова и НБП в «оболванивании молодежи» и политическом пиаре на тюремных сроках юных партийцев. После смерти Деда все эти бесконечные заплачки пошли на новый круг. Загадочному мясу не дано понять, что существует жизнь вне митингов в загонах для скота и бабкиных причитаний в Фейсбуке. Настоящая жизнь, которая требует подвига. И эту жизнь Эдуард Лимонов смог своим партийцам обеспечить. А какую жизнь своим детям обеспечите вы? Жизнь в очереди к офисному кулеру? Хотя за лучшими из ваших детей призрак Деда еще обязательно придет. И они вас проклянут, и отрекутся от вашего имени.

Чуть не забыл сказать о книге, которая так возбудила советских блядей, постсоветских дудей и прочее козье племя, как бы выразился ее автор. «Это я, Эдичка» — пронзительная и жестокая книга о великой любви и великом одиночестве. Книга, от которой нормальному человеку хочется выть и лезть на стену. В этом ее прелесть и сила. Если вы этого не поняли и не прочувствовали сразу после прочтения, и первый роман Лимонова вас разве что научил сосать хуй, то вы — ничтожество.

Так в чем же главное наследие Лимонова сегодня? Думаю, что это не литература и не политическая борьба. Лимонов слишком объемная фигура, чтобы сводить ее к стопке книг и паре-тройке лозунгов. Лимонов — это мир русского слова, рождающего не власть и не винтовку, но свободу, за которую не стыдно и умереть. И все мы должны его беречь, ибо свобода есть самое дорогое, что только существует в мире. И особенно — в русском мире.

Постоянным жителем лимоновской вселенной я стал в 14 лет. Порталом в мир Лимонова стала книга «Анатомия героя». Она мне подарила первые осознанные смыслы и задала культурные векторы на много лет вперед. Благодаря «Анатомии героя» я узнал как правильно любить и как правильно ненавидеть. И поселился в мире Лимонова навсегда. Я и сейчас живу в нем. Тут вечно светит Черное солнце русского слова, и место под ним хватит для всех нас. Всех злых, отверженных и непримиримых русских людей. Ведь теперь Эдуард Лимонов — это все мы. Да, смерть! Да, вечная жизнь!