«Зоопарк»: секс, быт и литература

Русский рок 80-х принято или считать музыкой для говнарей, или романтизировать в стиле «ах, какое классное и романтичное время, когда пили портвейн и убегали от ментов».

Русскоязычный рок появился не сразу. Сначала модники делали каверы на Beatles и Rolling Stones. Песни часто исполняли на непонятном языке, имитирующем английский. Потом отрастили хаер и надели клеша, а текст стал похожим на бардовский: «сказки — обман. Солнечный остров скрылся в туман». Группа «Зоопарк» была одной из первых, кто стал петь полноценные песни на русском, то есть такие, по которым можно писать диссертации на филфаке. После них уже был понятный народу Цой с лирическим героем-пэтэушником, потом пришло время панкухи и рейва.

Майк Науменко переводил английскую прозу и писал песни на русском. В них можно найти не только отсылки к русским классикам и Серебряному веку, но и выяснить, о чем тогда болтали на питерском флэте и что можно было купить на 5 рублей. Лидер «Зоопарка» был первым советским рокером, в текстах которого открыто говорилось о сексе и бытовухе.

Я рассмотрю с разных точек зрения тексты «Зоопарка» и в контексте их творчества покажу, как осмысляла себя в 80-х рокерски-творческая интеллигенция.


Субкультура

Во время позднего советского периода люди выдумывали себе интересный мир, потому что вокруг ничего не происходило. Говорят даже, что у нас так хорошо с литературой, потому что в реальной жизни заняться нечем.

Ленинградская субкультура, в которой вырос «Зоопарк», как раз возникает во время застоя. А тут еще и любовь к западному и запрещенному, тем более среди западного и запрещенного — секс, рок-н-ролл и буддизм.

Субкультура пытается создать свой, несоветский мир. Человек субкультуры не признает «традиционных ценностей» и ищет свои идеалы вне системы. В почете The Doors, Боб Дилан, битники и эстетика ЛСД-трипов. Рок-н-рольная субкультура сложилась из почитания ценностей условных западных хиппи, наложенных на советскую действительность.

В рок-н-ролле любят искать протестную романтику, но ленинградская субкультура пока еще не протестует, не призывает к переменам и новой жизни. Она скорее отгораживается от окружающего мира, предпочитая его вообще не замечать. В период застоя на кухне человек мог заниматься чем угодно, частная жизнь никого не касалась. А формальную идеологию нужно было соблюдать только в публичном пространстве. Вот наши герои и сидели на кухнях, обсуждая тексты Дилана и сочиняя свои. Параллельность миров находит отклик и в самих текстах — герой поет о просветлении и психоделии, а потом идет работать инженером.

Люди субкультуры себя никак не называли. Говорили только, что «рок-н-ролл» — это образ жизни.

Герой песен Майка — человек из рок-н-ролльной тусовки. Он может проснуться и решить, «что бриться лень», и пойти, куда глаза глядят. Ну углу он встретит знакомого, скинется с ним на вино и отправится к друзьям на флэт. Во время турне по гостям он может думать о Сладкой N, точно так же как Блок искал Прекрасную Незнакомку в кабаке.




Наркотики, вино и буддизм

Адепты битнической субкультуры не хотят работать на американскую мечту, а хотят шататься по миру и кайфовать от пребывания в настоящем моменте. Моррисон, Дилан и Керуак ищут запредельные смыслы: увлекаются буддизмом и другими восточными течениями, сплавляя их с новыми привычками сексуальной революции. Медиумом для поисков часто служат наркотики. Причем как в жизни, так и в текстах.

Если западный исполнитель поет об ЛСД-трипах в «потусторонний мир», в русских текстах этот элемент трансформируется в Вино. Для советской субкультуры именно Вино (и портвейн) становятся символом перехода в трансценденцию.

У «Аквариума» про вино и просветление больше. Например, «бредет приблизительный воин с бутылкой портвейна в руке» — звучит смешно, зато смысл отражает.

Майк, вообще, более «бытовой» автор. Об эзотерике он пишет вскользь и со стебом. Но герои Науменко постоянно пьют. «Который день пьем с утра», «и у меня был рубль, и у него 4, в связи с чем мы купили 3 бутылки вина».

Герой «Зоопарка» просветляется с помощью алкоголя. Сначала они с другом допили запас сухих вин, в магазине купили 3 бутылки вина, потом в ресторане — бутылку коньяка, и «мой друг сказал мне, мы с тобою Бодхисаттвы, я ответил — побежали за водкой в такси». Вино — это советский путь к непартийному просветлению. Или, на худой конец, к достойной жизни человека в интеллигентской тусовке.

Буддизм у Майка упоминается как часть досуга тусовки: «и кто-то как всегда говорил о тарелках, и кто-то как всегда проповедовал дзен». А в песне «Гуру» есть яркие фразы «а ну-ка со всей силы врежь соседу по зубам, врубаешься, вот оно, просветленье-то». Как это принято у Аркаши Северного, голос на заднем плане поддакивает «да потише ты». И, опять же вино: «эй ты, на 5-м ряду, с портвейном, ну че ты хлещещь из горла, щас дам стакан».



Секс, дерьмо и дрянь

Считается, что «Зоопарк» был груб для своего времени, и многие его не принимали.

Новаторство «Зоопарка» — спеть про секс и про быт. Даже в маргинальной среде публично говорить о сексе было табу.

На западе первое слово «fuck» для записи спели аж в 1935 году, в блюзовой песне Lucille Bogan’s Shave 'Em Dry, но издали только в 70-х. Первым записанным «fuck"-ом было «Nothing» группы «The Fugs»: альбом вышел в 1965 году.

«Fucking, nothing
Sucking, nothing
Flesh and sex, nothing
Church and Times Square
All a lot of nothing
Nothing, nothing, nothing»

Джим Моррисон в 67-м году произносит, правда, нечленораздельно — цензура запрещала — «fuck» в «The End».

Возвещают о новом витке культуры слова «Зоопарк» в песне «С (трах) в твоих глазах». В песне герой видит «с (трах)-трах-трах в твоих глазах» и отправляется с дамой на флэт на велосипеде, обгоняя такси. Если иметь в виду, что «трах» — это аналог «fuck», сказанное это на сцене можно считать культурным прорывом.

В песне «Дрянь» герой упрекает даму, что она «спит с его басистом».

В другом месте Майк поет о том, как он зовет Веру в стог и она запечатлевает на его плече финальный укус.

«Shit» появляется в «там пили портвейн, там резались в кости и называли друг друга дерьмом». Так раньше тоже со сцены не высказывались. Цой и Гребенщиков тоже были новаторами, но себе подобного не позволяли.

Майк приближает русскую поэтику к англоязычной, вводя в нее не только мат, но и простые слова, иногда напрямую переведенные из какой-нибудь американской песни. Например, «вперед, детка, бодро и смело!» Не дальновидно критиковать такой подход тем, что это «слизано» с англоязычных песен. Пушкин занимался тем же самым, используя новаторство Байрона.

Самое интересное в изучении этого — понять, что когда-то мир был другим. В нем не ругались матом со сцены, а привычное слово «дерьмо», оказывается, под кальку было переведено ленинградскими поэтами.


Москва и Ленинград

Москва — город «Машины Времени», «Воскресенья» и «Браво». В Москве, даже в СССР, музыкой можно было заработать денег. Можно было заниматься рок-н-роллом и познакомиться с Пугачевой. Но никакого нового слова и новой музыки в Москве не зародилось.

Вся новая, сленговая, вдохновленная субкультурой поэтика — «Аквариум», «Зоопарк», а потом и «Кино» — появляются в Ленинграде. Туда же приезжают Башлачев, Летов и Шевчук. В Петербурге вместо гонорара можно было рассчитывать разве что на пиздюли от гопников. Считается, что, в том числе, социальная обособленность и повлияла на то, что в Петербурге возникает и субкультура, и новая музыка. В Ленинграде был «Сайгон», где тусовались сомнительные личности, там же потом возник и Ленинградский Рок-клуб.

У героя песен Майка к Москве было канонически питерское отношение: в этих строках и сегодня можно услышать слова современников.

А в Москве кто-то не любил «Зоопарк» за грубость, а кто-то, наоборот, считал Майком «русским Бобом Диланом». У Науменко есть две песни о Москве «Blues de Moscou» и «Blues de Moscou#2».

В первой все совсем плохо: «здесь нас никто не любит, и не зовет на флэт», «я не люблю Таганку, ненавижу Арбат», «в Сокольниках и в центре один крутой облом», «и барышни в столице милы, но не для нас, они не любят звезд панк-рока», «там стремно в магазинах, там все не как у нас», «народ там озверевший, он бьет друг другу фейс».

В «Blues de Moscou#2» герой приезжает на гастроли, его уже везут и на флет, и на концерт, а после он даже видит «Ее». Может, Майк решил записать вторую песню о том, что все не так плохо. Но первая как-то сочнее.

Еще Майк упоминает Москву в «Песне простого человека». Герой ходит в Рок-клуб и описывает себя так: «я не вижу смысла говорить со мной, это — точно тоже самое, что говорить с тобой», конечно, болеет за «Зенит», но «давеча я слышал, что все будет не так, и чемпионом станет „Спартак“, мне сказали об этом в Москве».



Уездный город N

Когда литератор хочет поставить себя в один ряд с писателями прошлого, он цитирует их в своих текстах или дает к ним отсылки.

Авторы русского рока позиционируют себя не только как «русские Бобы Диланы», но и как преемники русских поэтов, в большей степени Серебряного века и авангарда, менее ярко — классики. Башлачев цитирует Блока, БГ отсылает к ОБЭРИУтам и поет песни Вертинского, а Майк Науменко берет себе гоголевский «Уездный город N» и творит там постмодернистский треш.

Уездный город N в русской литературе — топоним среднестатистической провинции. Майк помещает туда Леди Макбет и Фрейда, Короля Артура, Ромео и Джульетту, после свидания с которой Ромео отправляется в публичный дом к Маркизу де Саду, кстати, «поклоннику секты дзен». Он делает отсылку к Хармсу — «Гоголь, одетый как Пушкин», и Достоевского приплетает — «спешит, как всегда, в казино».

А еще там Эдита Пьеха говорит «билетов нет», и Майк очень смешно произносит, пародируя, эту фразу. Из уездного города N не выбраться, поезда не уходят отсюда никогда.

Портрет города N и есть портрет тогдашнего советского общества. В нем изображены и реальные люди, и литературные персонажи, как в объективной, так и в умозрительной реальности.



Сладкая N и Веничка

Как у любого романтического поэта, у Науменко был образ Прекрасной Дамы.

Это то же видение Прекрасной Дамы, которое было у символистов — тех, кто обтирал пороги кабаков и обхаживал мостовые Петербурга лет 90 назад, до революции и немного после нее. Ну, а символисты вдохновлялись поэтикой менестрелей и средневековых поэтов-рыцарей. С той лишь разницей, что у Блока Незнакомка была, все-таки, публичной женщиной. В этом отражается вся болезненность Серебряного века: привычка искать святость в блядях — характерная его черта.

Сладкая N Науменко — персонаж, о котором он страдает, с которым никогда не спит, но которого постоянно ищет, когда ходит по гостям и пьет портвейн, думает о ней, когда проводит время с Верой и Веничкой, его «земными» друзьями. Это символ недосягаемой красоты и даже святости, которую он ищет.

Мир лирического героя разделен на две вселенные. Одна из них— обыденно-материальная, с пьянками и кабаками, ненужным сексом, с ленью бриться и шатанием по Ленинграду, где на тусовках опять «проповедуют дзен и называют друг друга дерьмом». И другая — недостижимая сторона, о которой герой мечтает, которую ищет в приевшихся лицах и в алкоголе. Это другой берег реальности, на который он постоянно хочет попасть.

Получается не только отсылка к дуальному миру символистов, но и к дуальному миру человека рок-тусовки в СССР: с обыденным застойным бытом и мечтами о свободе — личностной и социальной. Сейчас мечты о такой свободе выглядят наивным детсадовским либерализмом. Возможно, в эпоху рок-звезд и наркотиков ощущение желанной свободы было незамутненнее, чем сейчас. Многие музыканты до сих пор вспоминают это время так: «казалось, что что-то можно изменить».

Не только Гоголя и Блока цитирует Науменко. Еще у него фигурирует в песнях Веничка, который напоминает писателя Венедикта Ерофеева. Майк помещает его среди рядом с Веничкиной подругой Верой. В песнях кочуют из одной в другую одни и те же персонажи. Сладкая N — недосягаемый идеал, Веничка и Вера — простые формы бытия, которые занимаются «такой земной любовью» и с которыми Майк проводит время в ожидании Прекрасной дамы.



Бытовуха

Одно из новаторств текстов «Зоопарка» — бытовые детали. Если до этого рокеры, которые пели на более менее адекватном русском, говорили об абстракциях, о походах и романтике, о «солнечных островах», то Майк поет о том, о чем до него просто никто не пел — ни Аркадий Северный, ни Галич. Возможно, в текстах Высоцкого можно найти бытописания, но о нем можно говорить только как о предтече рок-поэзии.

У Майка можно узнать о том, что из ванной комнаты тебя никто не услышит. О том, что ты уйдешь из гостей, когда соседи начнут стучать в стену. О том, что на 5 рублей можно купить 3 бутылки вина. О том, что нечего есть. О том, что она продала его гитару и купила себе пальто.

Бытовые детали заколачивают последний гвоздь в абстрактные описания страданий. А еще дают красивую картину жизни, приобщая нас к ней. Все-таки, не так давно в Ленинграде пили портвейн на даче или на флэте. Бытовые детали дают прочувствовать жизнь героя на своей шкуре.



Цой, Свин и звезда рок-н-ролла

У Майка есть несколько «пародий», где он передразнивает других исполнителей. В «Лете» он пародирует лаконичные стихи Цоя: «Лето. Я изжарен как котлета. Сегодня сейшн в Ленсовета. А не пойти ли мне туда? Скоро прилетит комета. И тогда мы все умрем.» А в «Песне для Свина» из «Автоматических Удовлетворителей» в панк-манере исполняется «а я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-буй с ним».

С Цоем у Науменко более тесные и, кажется, болезненные отношения. По крайней мере, у его лирического героя. В «Седьмой главе» Майк упоминает кино, которое забыл досмотреть, зоопарк и группу Rolling Stones, таким образом ставя и свою группу, и «Кино» в один ряд с королями рока. Черты Цоя угадываются в госте, который приходит домой к Науменко. Они разговаривают, Майк стелет ему на кровати, а сам ложится спать на полу и обретает душевный покой только тогда, когда тот уходит.

«Звезда рок-н-ролла» написана по мотиву разговора с другом. С другом Майк обсуждает страдания советской рок-звезды. Звезда рок-н-ролла упоминается и в песне «Ром и пепси-кола» — как обязательный напиток для этой самой звезды, кроме которого ничего не нужно.



Боб Дилан и культурный пересказ

Боб Дилан, с которым часто сравнивали Майка, был одним из тех, кто пришел с поэтическими текстами на смену гламуру и волосатым парням.

В русском языке традиционно для истории отечественной литературы происходила адаптация новых форм через принятие западных. Подобное было и в рок-музыке.

Культурный пересказ — один из способов заимствования текстов в русской литературе. Для этого нужно взять текст на европейском языке и пересказать его на родном. В нашем роке тоже было много таких пересказов. Например, песня «Старые раны» цитирует дилановскую «It`s alright, ma‘, «Странные дни» Майка — это «Strange Days» Моррисона, а «Уездный город N» Майка — тоже дилановская «Desolation Row» Дилана.



Блюз и рок-н-ролл

Майк также «пересказывает» блюз с его повторами и перестановками фраз. Например, «Позвони мне рано утром», где фраза «час перед зарей — это самый долгий час/ говорят, что час перед зарей — это самый долгий час „…“ С тех пор, как ты ушла, мой каждый день — как предрассветный час».

Музыка «Зоопарка» по сравнению с богатым инструментарием и хиппизмом раннего «Аквариума», довольно лаконична и груба. Часто это типичный рок-н-ролл.

Звучит такая музыка часто, заглушая текст и не давая понять его смысл. Нам же интереснее тексты и драматический посыл. Майк как будто недооценивал свой текст, стараясь напихать в музыку как можно больше драйва. Иногда это сочетается хорошо, а иногда кажется лишним. Самая знаменитая песня «Зоопарка» — «Пригородный блюз».

В эпоху «Зоопарка» говорили, что рок-н-ролл — это образ жизни. Именно рок-н-ролл, а не русский рок. Мифологизация образа жизни есть и в современной музыке. Например сейчас рэперы говорят о пути рэпера, который ездит на тачках, возит шлюх в багажниках и бегает с ружьем по району.

Свой миф так же был и в рок-н-ролле. Герой как бы не замечает быта СССР, точнее, замечает, но тут же отмахивается. Он живет вином, разговорами о рок-н-ролле, критикой буддизма, обсуждением пластинок, страдает по Прекрасным Незнакомкам и цитирует символистов. И только через несколько лет начнет протестовать и требовать перемен.



Эпилог

Творчество «Зоопарка» пришлось на время, когда рок-н-ролл был домашней игрой, которую разрешали на советских кухнях. И диссонанс, переплетение бутафорской уже эстетики парадов, реальной жизни и желанием вписаться в рок-н-ролльный культурный код ощущается в песнях. Они поются для таких же людей из тусовки, на понятном им языке, о понятных им проблемах.

Как и любое движение, рок-музыка в андерграунде была свежей и наивной, стала мощной и красивой в период классики, а потом популяризировалась, потеряла глубину и стала репертуаром «Нашего радио». Это путь от рождения до смерти любого жанра, стиля, политического строя.

Грести под одну гребенку все, что называют «роком», и считать это быдлятиной неправильно. Наивно называть ее и музыкой протеста воинствующих подростков, борющихся за свободу, рвущих футболки и подставляющих щеки под кулаки гопоты. Рок как протест наступит чуть позже — во время «Зоопарка» здесь пока еще интеллигентно. Майк переводит книги, пересказывает друзьям тексты Леонарда Коэна, Дилана и Rolling Stones. В текстах вообще нет не то что политики — даже никаких социальных призывов.

Конечно, нельзя не романтизировать время, которое принесло в культуру столько нового. Каждый раз, когда разваливается страна, в воздухе, видимо, витает какой-то дурманящий дух.

Майк закончил свою жизнь в начале 90-х, как и многие музыканты, уйдя вместе с эпохой, которая их родила и с которой у них были такие сложные отношения.

Сегодняшняя обстановка тоже похожа на застой. Люди так же просыпаются и идут куда глаза глядят, а потом сидят на флэте. А западные коллеги удивляются, когда Оксимироны обыгрывают их на баттлах, почему у нас к литературе относятся так серьезно.