Свят Павлов: В прологе «Лирики» вы пишите «наша цель — раздражать эстетов, привыкших к прилизанным постным стихам, создавая альтернативный пласт современной поэзии на русском языке». Как вы считаете, вы достигли поставленной цели этим зином? В чем вообще состоит ваша главная задача?
Павел Никулин: Наш зин — это начало большого пути. Основная наша задача — собрать под одной вывеской («Лирика» — ред.) самых разных авторов, даже тех, которые друг друга не переваривают. Главное, чтобы читатель понимал, что у нас альтернативная поэзия, не Полозкова…
Артем Камардин: Можно сформулировать без имен. Смотри, у нас непрофессиональные поэты. Многие из них и поэтами себя не называют. И конечно же, они не таскаются по всем поэтическим вечеринкам, чтобы себя распиарить.
Павел Никулин: Основная проблема сейчас — это отсутствие нормальных форматов для той поэзии, которая нам нравится. Есть питерский проект «Вольность», есть «Маяки» и еще пара-тройка проектов — и все. В итоге люди, которые хотят читать про мефедрон, девочек с каре и ментовские дубинки, все равно попадают в формат поэтических вечеров и читальных залов.
Артем Камардин: Утренников ебаных.
Свят Павлов: Другими словами, проект «Лирика» — это такой ваш творческий ответ «салонной поэзии», которую вы так ненавидете.
Артем Камардин: Я могу ответить за себя. Мне очень скучно, у меня непереносимость происходящего в современной поэзии. Все эти люди («салонные поэты» — ред.) не заботятся о концепции. Просто с художественной точки зрения большинство поэтических движух в России хуевые. А поэт в первую очередь должен быть художником.
СТИХИ ЗА ДНР И ОДА СТРЕЛКОВУ
Свят Павлов: Думаю, что этот сборник главным образом будет раздражать не «салонных поэтов» и «эстетов», а людей с политическими взглядами, противоположными вашим. Например, твое «Убей меня ополченец» или, скажем, «Перемога» от украинки Эвелины Ганьски.
Артем Камардин: У нас нет общей политической платформы. Разве что мы все антиавторитаристы.
Свят Павлов: Почему тогда «Лирика» получилась настолько политизированной? У вас буквально из каждого стихотворения вылезает омоновец с дубинкой.
Павел Никулин: Меня в университете учили, что творчество должно опираться на повседневность. К сожалению, политика, менты и внешние конфликты становятся повседневностью для большого количества людей.
Артем Камардин: У меня противоположное мнение. Сейчас политика вытесняется из общественного диалога. Но всегда то, что искусственно вытеснялось из дискурса, уходило в поэзию. Всегда запрещенные темы уходили в поэзию. Ну, а кто еще дал бы в России слово украинской поэтессе и участнице Революции Достоинства (так называют сторонники Майдана свой переворот — ред.)…
Свят Павлов: Да кто угодно. «Новая газета», «Медуза», «Медиазона». И еще с десяток изданий.
Павел Никулин: Если уж мы заговорили про «Медузу» и «Новую газету», мне очень далека их позиция, далеко то, как они пытаются представить происходящее в Украине. Я с Эвой (Эвелина Ганьска — ред.) очень много говорил. Через два года после Майдана она первой очень точно сформулировала состояние украинского общества. Это состояние — депрессия. Был ужасный подъем, была великая волна, как это описывал Хантер Томпсон… Кто даст слово человеку, которой будет критичен к нынешней украинской власти, но при этом стоять на той стороне (Украины — ред.)? Это куда более сложный тип высказывания.
Артем Камардин: Мне очень нравятся стихи Эвы тем, что через глубоко личные переживания авторки видна историческая ситуация в Украине.
Свят Павлов: Да-да, я читал. Она там плачет о неком друге, убиенном в ДНР.
Артем Камардин: Для Украины эта война как Великая Отечественная, там в каждую третью семью пришла похоронка…
Свят Павлов: С обеих сторон тогда уж.
Артем Камардин: Ну в России не в каждую третью семью пришла похоронка…
Свят Павлов: Я говорю про Донбасс, а не Россию.
Артем Камардин: Я не рассматриваю Донбасс стороной этого конфликта.
Свят Павлов: Думаю, в Донбассе бы с тобой не согласились. Хорошо, вы постулируете о своей открытости, говорите о том, что ваша площадка объединяет поэтов самых разных взглядов. Могло бы в сборник «Лирика» гипотетически попасть стихотворение в поддержку ДНР или, скажем, какая-нибудь ода Стрелкову?
Артем Камардин: Насколько я помню, наш с тобой общий знакомый вкидывал идею участнику твоего проекта «Под лед», правому поэту, устроить совместные чтения авторов с противоположными позициями. Правый поэт идею не оценил, насколько мне известно. Кажется, его псевдоним Мицкевич. Он мне как-то давно кидал предъявы в личку ВК за моего «Ополченца».
Свят Павлов: Я не думаю, что наш Мицкевич — это единственный поэт в России, который поддерживает Донбасс.
Артем Камардин: Кстати, о правых. На недавних «Маяковских чтениях» один чувак высказывался в поддержку правого политзека, который сидит по 282-й статье. Этот чувак попал в репортаж Дэна Стяжкина (постоянный участник «Маяковских чтений» — ред.), и к нам в комменты прилетел какой-то ужаленный левак и начал писать, что мы топим за фашистов. Но мы поддерживаем всех политических заключенных, независимо от их взглядов.
Свят Павлов: Возвращаясь к вопросу. Мог бы оказаться в «Лирике» поэт, который поддерживает Донбасс и фанатеет от Стрелкова?
Павел Никулин: Конкретно Стрелкова, я думаю, что нет. Потому что Стрелков, на мой взгляд, персонаж довольно комический и прямо скажем мутнейший…
Свят Павлов: Хорошо, не нравится Стрелков, давайте заменим на Моторолу. Мог бы оказаться в «Лирике» некролог Мотороле?
Павел Никулин: Думаю, что тоже нет. Вообще весь конфликт в Донбассе с точки зрения медиа освещался как реалити-шоу, в котором все по-настоящему. То есть если тебя ебнули, то ебнули. В этом смысле Моторола появился не в год своего рождения, а благодаря журналистам «Лайфа». Они создали ему паблисити, дали политический вес.
Свят Павлов: Это все хорошо, но я скорее спрашиваю не про конкретных персонажей, а про сам принцип. Дали ли бы вы слово не только украинской поэтессе, но и противоположной стороне конфликта?
Павел Никулин: Переживания людей другой стороны конфликта — почему нет? Все зависит от нерва. У меня есть стихотворение, которое посвящено военной истерии. Оно не связано с Украиной. Я гулял по Васильевскому острову, и включилась система оповещения граждан о воздушной тревоге, а в Питере — это метроном. Это очень серьезный якорь в общей исторической памяти. Мне стало страшно. Вот она больная точка, а тебе берут и по ней въебывают. Потому что если ты родился в Питере, то у тебя точно есть дед или бабушка, которые тебе рассказывали, как варили обои…
Свят Павлов: У меня дед был в блокадном Ленинграде. Мне все эти истории хорошо известны.
Павел Никулин: Но по моим стихам как раз сложно понять, кто с кем и где воюет. Мне нравится, наоборот, усложнять. Твои «две стороны конфликта» — это для меня слишком просто. С другой стороны, для меня конфликт, когда люди стоят на своей земле и воюют за свою землю — это очень понятный конфликт. Понятно, что он неразрешим. А вот люди, которые приезжают за ту или другую сторону воевать, они решают свои собственные задачи за счет чужой крови. Иногда они ничем не отличаются от каких-нибудь школьников-понторезов, только у них оружие боевое, и они реально готовы друг друга убивать.
КОГДА ГРЯЗЬ — ЭТО ВЫСКАЗЫВАНИЕ
Свят Павлов: Я все хочу понять, где у вас проходит цензурный водораздел. Этим мы даем слово, а этим не даем. Ваш сборник в этом смысле мне показался крайне однородно политически окрашенным. Украинская тема — это только один из примеров.
Артем Камардин: Я скажу, где находится этот водораздел. Он проходит по горизонтальной оси политических координат. Авторитаристы, государственники, этатисты вряд ли попадут в «Лирику». Люди с милитаристской риторикой тоже вряд ли сюда попадут.
Свят Павлов: Тогда логичный вопрос. По какому принципу вообще версталась и редактировалась «Лирика», как вы решали, какие поэты и стихотворения войдут в сборник, а какие нет? Помимо эмбарго на этатизм и милитаризм.
Артем Камардин: В этом сборнике почти все участники первого фестиваля «Лирика». Пара человек выпала, вместо них я пригласил Эву и Колю Дайнеко. За каждого из них я могу вывезти вообще без проблем. За Эву я уже вывез. А Колян — вообще не человек, а культурное явление и ходячий арт-объект.
Свят Павлов: Другими словами, был фестиваль «Лирика», из него вырос сборник, а из сборника вы уже делаете медиапроект?
Павел Никулин: Да. История со сборником похожа на вышедший из-под контроля пранк. Мы его делали в общей сложности год. От первой встречи. Основоположниками этого зина являются Берковский, Рома Гонза, я и Камардин. Но если бы не талант Софико Арифджановой, ее организаторский опыт, ничего бы не было. Меня мотивировала возможность снова что-то издать, потому что мне нравится сам процесс. Есть три изданных номера альманаха moloko plus. Были и другие издательские проекты, где мы входили на разных этапах работы. Вести же проект от начала и до конца, как это было с «Лирикой», для меня вообще праздник. Когда мы начали работу над «Лирикой», то мы в какой-то момент поняли, что у нас вообще некому верстать. Никто из нас не знал ни одной специализированной программы по верстке. Тогда мы решили, что будем печатать на A4, вырезать и наклеивать на А5.
Артем Камардин: Мы видели, что много грязи получается, потому что мы клеили на ПВА. Ладно, мол, потом в «Фотошопе» потрем. Но потом я посмотрел и решил, что грязь не надо убирать, а наоборот, надо грязи добавить. Так родилась наша концепция оформления сборника. Во время самой работы. Тем более я не вижу места своим стихам в ровненьких, аккуратно сделанных сборниках. Мы же сделали из сборника стихов объект визуального искусства. А грязь стала высказыванием. Мы тем самым ломаем четвертую стену и приближаемся к читателю. Мол, смотри как можно сделать на коленке. И ты можешь так же.
Свят Павлов: По поводу качества как раз у меня есть вопрос. При декларируемом вами желании создавать «охуенную новую словесность» даже в вашем зине можно легко найти стихотворения, написанные размером века XIX. Вы не видите этого явного противоречия между формой и содержанием?
Павел Никулин: Даже XVIII века. Силлабо-тоника — это XVIII век.
Артем Камардин: Я знаю, о ком ты говоришь! В «Лирике» можно найти очень простые стихотворения, например, такой панковский наив. Вот Коля Дайнеко — звезда китайгородского панка, у которого наив сквозит не только в содержании, но и в форме. С художественной точки зрения, тут комар носа не подточит. Другие стихотворения у него сложнее.
Павел Никулин: Я не люблю силлабо-тонику вообще. Мне не нравятся рифмы, ритм. Для меня это все история про порядок, наличие которого само по себе мне не нравится.
Артем Камардин: С приходом постмодернизма западная поэзия стала уходить от рифм. Мы же до сих живем в модернизме. Сам я обожаю сложные крутые рифмы, но через пашины стихи начал проникаться верлибрами.
ПЕЧАТЬ СЕГОДНЯ — ЭТО МУЗЫКА НА ВИНИЛЕ
Свят Павлов: Поэт Арс-Пегас в интервью проекту «Под лед» критиковал «Маяковские чтения» за излишнюю тусовочность и закрытость. Более того, сами «Маяковские чтения» в интервью нам говорили, что «искусство — это тусовка». Похожее чувство возникло у меня при чтении «Лирики». Будет ли интересен этот сборник обычному аполитичному чуваку, который просто любит стихи?
Артем Камардин: Я читал ваше интервью с Арсом-Пегасом. Там очень много было «Маяковских чтений». Что же касается того, зацепит/не зацепит лирика обычного чувака, то, конечно, зацепит. Ты хотя бы посмотри, какая охуенная обложка!
Павел Никулин: Если сборники называть «Лирика» или там «Фенибут», то это только привлечет внимание сторонней аудитории. Это уже высказывание, которое порождает другое высказывание. Мне хочется кормить поэзией людей. Хорошей, плохой. Это вообще не важно, важно — создание новых параллельных институтов. Создание горизонтального сообщества вокруг поэзии. Чтобы люди друг другу не только читали стихи, но и помогали, например, делать ремонт. Мне хочется как раз превратить тусовку, о которой ты говоришь, в сообщество единомышленников, подельников.
Свят Павлов: Я понимаю твою мотивацию. Насколько был успешен твой опыт издания альманахов moloko plus (о терроризме, наркотиках, войне)? Пригодился ли он тебе в утилитарном смысле?
Павел Никулин: Если умеешь организовывать даже какое-нибудь маленькое дело, то умеешь организовывать все. Как персонаж Щербины из сериала «Чернобыль». Когда ты понимаешь, как задавать себе правильные вопросы, то даже самая сложная и непонятная задача становится разрешимой. Вещь, которая больше всего вредна для совместного творчества, это эго. Тщеславие — это самый главный смертный грех.
Свят Павлов: Насколько я понимаю, альманахи издаются небольшими тиражами.
Павел Никулин: Да, мы печатаем 999 экземпляров, потом снова допечатываем 999 экземпляров. И так много раз. Когда ты работаешь с печатным материалом, всегда стоит объяснять авторам, что их амбиции стоят денег. Вообще печатное дело — это такой формат взаимодействия с реальностью. Пускай я буду звучать как пердящий дед, но человек в сети никогда не видит реальных границ. Он не понимает, что время конечно. Время человека конечно. Цифровые тени, которые исходят от людей в сети, остаются не навсегда. Печать же гарантирует сохранность человека лет на 100. Я умру, а мой печатный след останется после меня.
Артем Камардин: Печать — это всегда большая ответственность. Куда большая, чем если что-то выложить в интернете.
Павел Никулин: Еще экологический аспект. Если ты допускаешь уничтожение деревьев ради того, чтобы что-то напечатать, значит оно должно этого стоить. Причем статусность печатных изданий не пропадает. Это как курение самокруток или прослушивание музыки на виниле. Работая с печатью, ты очень много узнаешь нового об аудитории. Паблик moloko plus в ВК приближается к 40 тысячам читателей. Мы почти каждый день напоминаем, где можно купить альманахи. Самый распространенный комментарий «а чо это за книжечка?». Люди читают нас, но не знают, что мы делаем альманахи, не знают, о чем они. Конечно, можно высокомерно говорить, что люди тупые, но следует понимать, что современный человек постоянно находится в состоянии информационного прессинга.
МУЖСКОЕ ГОСУДАРСТВО
Свят Павлов: Какая следующая тема вашего альманаха?
Павел Никулин: Патриархат. Не Русской православной церкви, конечно. У нас почти все готово. Мы не пишем там именно о феминизме как таковом по ряду причин. Одна у нас будет целая часть, посвященная «мужскому государству».
Свят Павлов: Для меня не очень ясно, что такое «мужское государство».
Артем Камардин: Например, когда жена выкинула ноутбук мужа в окно, он вслед за ноутбуком выкинул в окно жену, а она потом осталась с ним. Это и есть «мужское государство».
Павел Никулин: Мы в moloko plus постоянно публикуем новости о деле сестер Хачатурян. У меня дофига вопросов по этому делу, на которые никто не ответит. Потому что на часть вопросов просто нет ответа, а на часть вопросов адвокаты до суда просто не будут отвечать. Я прекрасно понимаю, в каком контексте существуют люди, выступающие в защиту сестер…
Свят Павлов: В основном это феминистки и так называемые профеминисты.
Павел Никулин: Ну с другой стороны, часто в комменты приходят люди, которые рассказывают, что три девушки сговорились и убили отца, потому что он мешал им бухать. Это интересная фантазия, конечно.
Свят Павлов: Ну, а «мужское государство» здесь причем?
Павел Никулин: Мы часто постим новости по гендерной повестке. Всегда очень мало лайков и очень много гневных комментариев. Причем я уверен, что люди, которые зарубаются в комментах под ними, даже толком не читали саму новость. Думаю, дело было так. Сначала появились пародийные аккаунты на радфем. Потом сами радфем, которые начали себя вести как пародийные аккаунты, а их начали отзеркаливать соответствующие чуваки… В общем наш новый альманах должен получиться интересным.
Свят Павлов: Предлагаю вернуться в реальную жизнь. Павла Никулина не так давно по прилете из Мюнхена задерживали в аэропорту «Домодедово». Что вообще произошло и с чем ты это связываешь?
Павел Никулин: Я думаю, что после истории с Голуновым, в которой я активно принимал участие как сопредседатель независимого «Профсоюза журналистов», я снова начал рассматриваться правоохранительными органами как «активист». В их понимании этого слова. В аэропорту мне сказали, что мои документы требуют дополнительной проверки. Это все заняло целый час. Кстати, есть отличный способ проверки подлинности документов. Нужно спросить у человека, кто он по знаку зодиака. Эту информацию о себе любой человек говорит на автомате, даже если он не верит в астрологию. Если кто-то скажет «не знаю», это сразу вызывает подозрение. Не знаю, что они думали и на что проверяли. Сказали, что им не нравится мой загранпаспорт. Они рассматривали где-то час. Я им говорю: «Ребят, от ваших манипуляций мой загран не становится новее». Потом мне сказали, что нужно поменять загранпаспорт и отпустили. Я приходил в МФЦ, там сказали, что ваш загран действует, все в порядке.
Свят Павлов: Насколько я понимаю, товарищ майор к тебе давно неровно дышит. Я правильно понимаю, что все началось после твоего нашумевшего интервью с исламистом «Из Калуги — с джихадом»?
Павел Никулин: До этого в 2011−12-м годах я судился с ментами, из УВД ЗАО кстати. Один из этих ментов потом всплыл в истории с Голуновым. Он охранял Голунова в больнице.
Свят Павлов: Из-за чего ты судился с ментами?
Павел Никулин: Мне на одной акции дали довольно крепких пиздюлей, когда я ее освещал для газеты «Московские новости». Самое глупое, что они могли сделать, так это отпиздить журналиста, который работает в газете, принадлежащей холдингу РИА Новости. Это была еще эпоха Миронюк (бывший главный редактор РИА Новости Светлана Миронюк — ред.). Она мне сказала, что ее вообще не ебет, каких я политических взглядов. В этом конфликте Миронюк меня полностью поддержала. Для меня это было вдвойне удивительно, потому что от многих редакторов даже оппозиционных медиа часто можно услышать «сам нарвался», «чего ты лезешь в ментовку». В итоге я выиграл административное дело, уголовку на мента не завели, поэтому я подал иск в ЕСПЧ, спасибо адвокату Ильнуру Шарапову.
Свят Павлов: А потом произошла история вокруг интервью с калужским исламистом?
Павел Никулин: Потом была непонятная история в 2014—2015 году на границах. Каждый раз меня допрашивали, переписывали. Я это связываю с тем, что я ездил в Украину во время майдана. Причем я ездил не писать, скорее заручиться контактами. Плюс еще была неприятная история с чуваком из «Справедливой России». Я проиграл дело о побоях.
Свят Павлов: Ты кого-то избил?
Павел Никулин: Якобы избил члена партии Руслана Татаринова. Я возвращался с репортажа в свою съемную квартиру на Чистых прудах и понимаю, что двумя этажами выше что-то происходит. Там журналисты, камеры, а мусора ломают дверь. Говорят, что там штаб Навального. Это как раз был 2013-й год, выборы мэра Москвы. Я понимаю, что нужно писать репортаж. Иду туда, но меня как раз не пропускает этот Татаринов.
Я пытаюсь его подвинуть, он мне переебывает по подбородку, а потом меня валят. Он мне еще говорит: «Я тебя посажу». Мы сами первые подали на Татаринова в суд, а он подал встречный иск. Нас обоих признали виновными, но он оказался участником миротворческой операции в Северной Осетии 1993-го года. Его в итоге амнистировали, а я платил штраф 10 тысяч рублей.
Свят Павлов: Должно быть обидно. Жалеешь, что ему не въебал? Хотя бы тогда за дело осудили.
Павел Никулин: Нет. Остались бы на нем следы, и все бы было только хуже.
Свят Павлов: Я бы жалел. Давай вернемся к твоей самой известной статье…
Павел Никулин: Да, журналист одного текста…
КТО СДАЛ НИКУЛИНА ФСБ?
Свят Павлов: Я читал это интервью с джихадистом, и мне материал не показался объективным и сбалансированным. Более того, ты сам неоднократно заявлял, что тебя раздражает прилизанная «объективная журналистика». Почему?
Павел Никулин: Чему нас учит любая редакция? Давать вторую сторону. В этом смысле судебные процессы — это всегда находка для журналиста. Но жизнь куда интереснее судебного процесса. В той же истории с сестрами Хачатурян есть группа поддержки, есть группа поддержки мертвого бати. Но есть и огромное количество других акторов. Я слышал, например, что группа поддержки сестер поругалась. Сейчас их вроде бы две, у каждой свои амбиции и свои истории. Я люблю усложнять.
Свят Павлов: А какое место журналиста в подобной истории?
Павел Никулин: Если бы ею занимался я, то я бы постарался дать полную картинку того, как семья Хачатурян жила до убийства. Поговорил бы с друзьями, родственниками. Объяснить, как выглядит жизнь с домашним насилием. Я сам жил в семье с домашним насилием. Понятное дело, что меня никто не насиловал, так распределены гендерные роли. Я прекрасно понимаю, как искренне обнимать родителя, который будет тебя через два часа пиздить. Идеально понимаю.
Свят Павлов: Хорошо. Можно ли сказать, что в определенном смысле твое moloko plus противопоставляет себя современной журналистике?
Павел Никулин: Для moloko plus главное — это повестка. Что касается объективности, то для нас она используется скорее как некий прием. Мы стараемся как можно сложнее раскрыть тему. Например, если мы берем тему наркотиков, то мы не ставим перед собой задачу написать все о наркотиках. Сначала мы объясняем, зачем мы взялись за эту тему, дальше мы ее раскрываем через разные истории. Для нас главное — возбудить интерес читателя. Про наркотики у нас в стране вообще пишут журналистов пять, из них два тоже журналисты одного текста.
Свят Павлов: Мне кажется, у вас много общего. Если moloko plus — это такой вызов современной российской журналистике, то «Маяковские чтения» — это вызов современной российской поэзии. Вы оба ищете конфликта, но его толком не находите — другая сторона обычно вас игнорирует.
Артем Камардин: Нет, «Маяковские чтения» не ищут конфликта. Так сложилось, что у нас больше оппозиционной риторики, чем где угодно. Дело в том, что у нас нет цензуры и модерации, потому через «Маяковские чтения» высказываются люди, которые не могут высказаться через другие форматы. Тоже самое moloko plus. Они поднимают те темы, на которые больше никто не говорит.
Павел Никулин: Я как раз ушел от конфликта. Работа в официальных медиа меня всегда ставила перед выбором. Так или иначе у меня всегда были внутренние причины, чтобы не ехать на работу, а оставаться дома. Сейчас же этого нет. История про moloko plus — это история про неотчужденность. Например, ты ходишь на работу просто, чтобы получать бабки. Но при этом в тебе ничего человеческого не реализуется. Я решил уйти от этого. Благодаря moloko plus у меня больше таких проблем нет. В современной журналистике всегда есть определенный потолок. Чтобы двигаться в ней дальше, нужно идти на серьезные моральные компромиссы. Хороший пример Вадик Смыслов из Esquire. Когда его начальник сдал меня ФСБ, он мне не смог сообщить…
Свят Павлов: Речь идет о главном редакторе Esquire Сергее Минаеве?
Павел Никулин: Да, Минаев. Просто эта история (Никулин считает, что интервью с джихадистом из Калуги Минаев слил в ФСБ до публикации, сам Минаев это опровергает — ред.) разрушает его образ (Смыслова — ред.). Он бы хотел, чтобы этой истории не было. Когда мы с ним разговаривали, он мне сказал, что хочет об этом забыть. Но я-то об этом помню. Чувак может писать какие угодно прекрасные тексты, но он совершил хуевую морально-этическую вещь. Пока ты не убил человека, то ты ничего непоправимого не сделал. Признай свой косяк! Помню, когда мы с Минаевым срались у него в «Фейсбуке», то в глазах общественности это выглядело не как ссора какого-то пиздюка и мэтра журналистики, а выяснение отношений двух главредов.
Правда, я уже отказался от должности главного редактора. Но я понял, что в этой игре статусов стал равновеликим. Это очень интересный эксперимент. Мне вдвойне интересно было его пройти как анархисту.
ПРЕКРАСНАЯ РОССИЯ БУДУЩЕГО И ЛИЗА БЛЕЗЕ
Свят Павлов: Из нашего интервью, как впрочем и из вашего сборника, примерно понятно, что вас не устраивает в стране. Вы можете назвать хотя бы две-три вещи, которые вам нравятся в современной России и которые вы бы сохранили в прекрасной России будущего?
Павел Никулин: Городские электрички, спальные ночные сидячки в Питере и «гидра».
Артем Камардин: Думаю, что в прекрасной России будущего «гидра» будет просто не нужна. Видимо, у нас с тобой разные представления о прекрасной России будущего. По поводу того, что мне нравится в России, то это в первую очередь русский язык. Может, потому что я не знаю иностранных. Но мне нравится работать с русским языком, нравится, что он развивается. Вообще я не уверен, что для меня наступит прекрасная Россия будущего как нечто статичное. На мой взгляд, любой власти нужно противостоять. Тем более в стране, которая то и дело скатывается в авторитаризм. Чтобы не скатывалась.
Свят Павлов: То есть ты как Егор Летов?
Артем Камардин: Спасибо. Да, я тоже глупый и талантливый (смеется — ред.).
Свят Павлов: Можете лаконично описать прекрасную Россию будущего, в которой вы бы хотели жить?
Павел Никулин: Я, наверное, мазохист, но мне нравится один художник, который рисует такую киберпанковскую Россию, с летающими «копейками».
В такой стране было бы замечательно жить. Мы и так живем в России постапокалипсиса, где в целом очень бедно, но есть широкополосный интернет, а между несколькими городами-оазисами курсируют сапсаны. Все и так есть, остается лишь добавить киберпанка.
Артем Камардин: Ты какую-то хуйню обрисовал. Я чуть менее постиронично отнесусь к этому вопросу. Я считаю, что России будущего нужен плюрализм, свобода высказывания и общественного диалога. Участие государства в частной жизни людей должно быть сведено до минимума. Для меня прекрасная Россия будущего — это когда люди сами решают, как им жить, когда они влияют на происходящее и чувствуют свою ответственность.
Свят Павлов: Много тебе нужно для счастья, первая картинка была реалистичнее. Давайте перейдем к блицу. Первый вопрос Павлу как анархисту: Бакунин или Махно?
Павел Никулин: Это не анархический выбор. Анархизм не про выбор авторитета.
Артем Камардин: А я вот неграмотный, не читал ни того, ни другого.
Свят Павлов: Ну Махно читать вообще невозможно. Лучшее СМИ в России прямо сейчас.
Павел Никулин: «Телеграм».
Артем Камардин: «Телеграм» — это не СМИ, а площадка для высказываний. Любое неинституциональное СМИ подойдет. Любое small media.
Свят Павлов: Грузинское вино или крымский портвейн?
Артем Камардин: Мне очень нравится крымский «Инкерман». Вообще я люблю красное сухое, и не важно грузинское оно или крымское.
Павел Никулин: Я алкоголь не пью. Но когда говорят про крымские вина, мне всегда хочется напомнить, что они не из Крыма, а из Крымска. Я был на заводе крымских вин в Крымске. Это важно помнить.
Свят Павлов: Оказавшись перед Лимоновым, что бы вы ему сказали?
Павел Никулин: Я поговорил бы с ним о Лизе Блезе (бывшая девушка Лимонова, скончалась в 2011 году — ред.). Я читал все, что он писал про нее, читал ее интервью.
Свят Павлов: У Лимонова было много женщин, почему именно она тебя заинтересовала?
Павел Никулин: Потому что он ее безумно любил. Он сам об этом писал. Думаю, это правда, потому что человек лимоновского склада не сможет отпиздить в мясо женщину, если он ее не любит. Он еще постоянно подчеркивал, что Лиза была невероятно красива и невероятно глупа. Меня волнует вопрос, что значит любить глупую женщину. Мне интересна концепция отношений с человеком, которого считаешь ниже себя, но при этом тебе тяжело с ним расставаться. Я даже нашел ее страницу в «Одноклассниках». Она действительно была демонически красива. Интересно его восприятие.
Артем Камардин: Я бы попросил прощения у дедушки за то, что мы в 2011-м году бросили его на площади Революции и пошли на Болотную. Надо было оставаться на площади Революции.
