В 1964 году казак-эмигрант Павел Поляков написал строки, достойные пера самого Константина Богомолова:
В Бога верят — с Сатаной торгуют
Есть культура — а лежачих бьют!
Есть любовь — убийц они целуют
Есть мораль — на кладбищах ликуют
С заработком трупы продают
Так редактор журнала «Казакия» Поляков описал в стихотворении «На Западе» состояние общества, в котором обнаружили себя русские эмигранты в середине ХХ-го века. Политический кризис, духовный распад общества, забвение принципов, на которых основывалась западная цивилизация, — вот основные темы, обсуждавшиеся тогда в кругу русской интеллигенции. Что-то сломалось, некая фундаментальная трансформация произошла с самой идеей свободы. А эта идея ведь десятилетиями очаровывала русских либералов, либерал-консерваторов и даже монархистов.
Массовая культура, растущая, словно ядерный взрыв у атолла Бикини, повлияла на восприятие свободы как таковой. Свобода в положительном смысле («свобода-для») утратила свою ценность. Европейское общество лишилось интенции к сверхвозможностям и сверхцелям. Свобода стала трактоваться в единственном смысле как «свобода-от»: от дискриминации, колонизации, домогательств и любого другого волевого вмешательства — всем нам и сегодня хорошо знаком этот список запретов. Теперь свобода — это, прежде всего, воинствующий консьюмеризм, так называемая «культура потребления».
Однако обсуждать политический и духовный кризис западной цивилизации русские мыслители начали, разумеется, не в 60-е годы, а гораздо раньше. Когда в 1918 году вышел первый том «Заката Европы» Освальда Шпенглера, он неминуемо стал европейским бестселлером. На русский язык работа не переводилась, но наша интеллигенция уверенно читала по-немецки. В 1922 году в издательстве «Берег» вышла книга, после которой о «Закате Европы» уже совершенно точно узнали все. Именно выход сборника, посвященного философии Шпенглера, как считается, послужил поводом для высылки части интеллигенции из страны на «философском пароходе». Несмотря на очевидную разницу в оценках идей Шпенглера и мировоззренческих установках авторов, Владимир Ленин воспринял сборник как радикальную критику марксизма и открытую контрреволюционную деятельность. «По-моему, это похоже на литературное прикрытие белогвардейской организации», — решил основатель советского государства. В предисловии ко второму изданию сборника можно прочесть еще более изумительный пассаж: «В официальном бюллетене комиссии Оргбюро ЦК РКП (б) по наблюдению над частным книжным рынком в Москве в октябре-ноябре 1922 года отмечалось, что „Берег“ выступает в защиту Шпенглера и ищет спасения от революции в славянофильстве». По злой иронии высланные на пароходе Oberburgermeister Haken философы оказались в эпицентре европейского заката — в Веймарской Германии, где продолжили вести беседы о славянофильстве и русской революции.
Отследим ключевые этапы дискуссии о судьбах России и Европы, для чего перенесемся на 150 лет назад.
Данилевский: Почему Россия не Европа
«Поистине, говорю, рождающею мышь, каким-то громадным историческим плеоназмом, чем-то гигантски лишним является наша Россия в качестве носительницы европейской цивилизации», — написал Николай Данилевский в культовой работе «Россия и Европа».
Книга появилась на свет в 1869 году. В ней Данилевский подводит своеобразный итог размышлениям предшествующих ему славянофилов (Хомяков, Аксаков, Киреевский) и обосновывает положение России в системе европейских государств. Данилевский, в строгом смысле, не является славянофилом, но его взгляды идут порознь со взглядами современной ему интеллигенции, одержимой западническими настроениями. Общественная реакция на работу Данилевского была в чем-то сходна с реакцией на «Закат Европы». Автора обвиняют в плагиате, из-за работы ведутся редкие, но жаркие споры. Федор Достоевский и Питирим Сорокин высоко оценивают сочинение Данилевского, Константин Леонтьев приходит в настоящий восторг, а Владимир Соловьев называет сочинение «литературным курьезом» (примерно то же говорили и про Шпенглера). Несмотря на уничижительный тон, Соловьев выпускает ряд статей, впоследствии составивших работу «Национальный вопрос в России». В них он оспаривает теорию наций и культурно-исторических типов.
Основной метод Данилевского был направлен на то, чтобы вытеснить общепринятый принцип панлогизма, противопоставить идее европоцентризма принцип множественности культур. Это означает, что нет и не может быть никакого единого общеевропейского взгляда на мир, не существует никакого общеевропейского здравого смысла, нет никакой, присущей всем европейцам, нормальности, апеллируя к которой можно установить «общеевропейские ценности». Абстрактные ценности всегда имеют конкретную форму реализации, и каждая нация будет действовать только в своих интересах. По Данилевскому, не «вагон», но целый русский бронепоезд давно и неизбежно стоит на запасном пути.
По его мнению, Россия и Европа два несовместимых между собой культурно-исторических типа. Судьба народа определяется его характером, а Россия и Европа, как та супружеская пара, характерами не сошлась.
Эрн: Логос против Рацио
Одной из ключевых дискуссий начала ХХ века в философской среде была дискуссия между Владимиром Эрном и авторами журнала «Логос». Эрна по праву можно назвать одним из самых выдающихся отечественных мыслителей. К сожалению, прожил он по философским меркам слишком мало. Умер в 35 лет, что свойственно скорее русским поэтам. Однако Эрн сумел сформировать предельно целостную философскую позицию.
В 1910-м году выходит первый выпуск журнала «Логос». Авторы журнала, в основном, придерживаются неокантианской традиции, ориентируются на немецкую философию, активно дистанцируются от религиозной философии и метафизики. Эрн не может не отреагировать: «логос» для него — важнейшее философское понятие. Как они могли и, главное, зачем именно так назвать свой скучный альманах? Он пишет скандальную рецензию на первый номер журнала. «Нечто о Логосе, русской философии и научности», без сомнения, является шедевром философской публицистики. Яркий стиль и яростная аргументация делают текст 100-летней давности предельно актуальным и в наши дни.
Эрн обвиняет логосовцев в том, что они транслируют и перенимают догматические идеи европейского мира. Он вменяет им некритическое восприятие западных идей, некритическое восприятие научности, «интеллектуальный романтизм», исполненный в довольно заурядной форме. Да еще и в журнале, названном «Логос».
«Но к чему маскарад? К чему греческая маска — величайшего значения — на малозначительном современном немецком лице?» — буквально с первых строк Эрн бросается в атаку. Научная парадигма, которой придерживаются авторы журнала, строится на понятии «рацио». «Ratio есть результат схематического отвлечения. Рассудок Ивана, Якова и Петра берется в среднем разрезе. Нивелируется то, что всем присуще, чем рассуждают все и всегда, и, тщательно избегая индивидуальных отклонений, мы получаем безличную, отвлеченную, мертвую схему суждения, называемую ratio. Принцип составления этой схемы — количественный», — утверждает Эрн.
Таков путь европейской рациональности. Принципиально иную природу имеет античный логос и развившийся из него восточно-христианский логос. Рацио схематизирует, нивелирует, функционирует количественно. Логос — это живая стихия сознания. «Человек, поднимающийся к „логическому“ сознанию, то есть приходящий к сознанию в себе Логоса, уничтожает разрыв между мыслью и сущим (разрыв — фатальный для ratio), ибо себя сознает как божественно-Сущее», — считает философ. По его мнению, Логос — это высший творческий принцип, божественное начало. Между двумя типами мышления пролегает бездна, и примирение здесь невозможно. Европа мыслит рационально, Россия живет религией Логоса, религией Слова.
Трубецкой: Почему Россия — Азия
Ровно через десять лет в болгарской столице Николай Трубецкой напишет текст, в котором будет заложена стержневая идея русского евразийства. А еще через пять лет выйдет манифест евразийства «Мы и другие». Трубецкой отрицал, что читал работу Шпенглера. Хотя «Закат Европы» тогда активно обсуждался, и пройти мимо него было трудно. Так или иначе, по Москве поползли слухи о том, что Трубецкой написал значительную работу о европейском национализме.
Трубецкой раскритиковал политический эгоцентризм, свойственный странам Западной Европы. «Европейская культура не есть культура человечества», — заявил он. Трубецкой формирует идейную альтернативу национализму, которой впоследствии и станет евразийство. По его мнению, Россия, в силу своеобразного геополитического положения, не может принять европейскую националистическую модель. Россия культурно и пространственно слишком сложная страна для европоцентризма, национализма и политического эгоизма. «Логике времени» — идее прогресса — следует противопоставить «логику пространства», — полагает Трубецкой. Евразийцы переосмыслили и продолжили шпенглеровское различение «мира истории» и «мира природы». И выступили на стороне природы: русский характер сформирован географией, бескрайней степью и непроходимыми лесами, а не историей хозяйственных достижений.
Евразия представляет собой сложный культурный синтез: европейский компонент, славянская кровь, смешались с туранским компонентом — так соединились Запад и Восток. Как считают евразийцы, великая миссия России — в поддержании этого гармоничного единства. А это значит, что впереди нас ждет «великая и трудная работа по освобождению народов мира от гипноза „благ цивилизации“ и духовного рабства».
Лимонов-2020: Дисциплинарный санаторий. TheGreatReset
В 1993 году Эдуард Лимонов, вернувшийся из длительной эмиграции, написал книгу «Дисциплинарный санаторий», где нарисовал образ Европы, казавшийся неправдоподобным тогда, в перестроечной России, и ставший совершенно ясным и очевидным сегодня. Эссе Лимонова органично продолжают традицию русского осмысления Запада и места, которое западный образ занимает в русском интеллектуальном пространстве.
Санаторная Утопия — так называет Лимонов болотистый уклад европейской жизни. «Бесстрастная, сытая жизнь после смерти царит в Утопии. Несмотря на изобилие развлечений, она необыкновенно тосклива. В обмен на ровный санаторный климат Утопии гражданин вынужден жить в режиме ежедневного монотонного труда, Добровольного Подчинения и Дисциплины», — говорит Лимонов. Европейский субъект — «разнеженный, живущий в кредит» осколок человека, одержимый паническими состояниями, добровольно отдающий независимость и свободную волю в обмен на покровительство «государства-опекуна». Пройдет всего каких-то 30 лет и европейский субъект будет готов к «полной перезагрузке», описанной президентом Всемирного экономического форума Клаусом Швабом в программной работе «COVID-19: The Great Reset», наделавшей много шуму. Полная дезинфекция, комендантский час и обед по расписанию службы работы курьерской доставки — прежним мир не будет никогда, обещает Шваб. Кажется, он пытается нас напугать. Но нам не очень страшно. Мы долгие годы наблюдаем за европейцами. Они, кажется, и внутри Геенны огненной найдут свое меланхоличное буржуазное счастье, обосновавшись в одинаковых кукольных домиках, озадаченные лишь раздельным сбором пепла и праха.
