Все персонажи и события не имеют ни малейшего отношения к реальности и являются результатом алкогольной интоксикации.
Главная проблема работы по ночам — в пятницу есть все шансы капитально напиться уже к полудню. После смены опрокидываешь несколько бутылочек с коллегами за завершение трудовой недели, приплываешь домой и не ложишься отсыпаться как обычно (пятница же!), а продолжаешь банкет до посинения. Осложняется дело полным отсутствием контроля — жена до вечера на работе, а сам себя не проконтролируешь, потому что молодой алкоголик себе не хозяин. Обычно такие возлияния заканчиваются мутными знакомствами, скромным домашним погромом и тревожным сном, но иногда организм проявляет ненужную стойкость и наступает Время Приключений.
В то утро с коллегами я не пил и решил исправить такое упущение самостоятельно. Закупив в магазине базовый комплект из четырех юнитов, я устроился перед компом для просмотра «Терминатора». Четырех юнитов на фильм хватило впритык, настроение было романтически-бодрое, а часы показывали всего лишь около 12. Я решил продолжить, поставил на закачку «Терминатор 2» и отправился в магазин за добавкой. На этот раз взял пять юнитов — четыре на фильм и один, чтобы закрепить результат. Закрепил. За вторым «Терминатором» пошел еще сносный третий, а затем и блевотный четвертый. Все это с перерывами на пополнение запасов алкоголя, так что часам к пяти вечера счет выпитому был безнадежно потерян. Вот тут-то и начались они — приключения.
Очередная экспедиция в магазин проходила уже в густых сумерках. Стоял мерзковатый октябрьский вечер примерно 2011-го года, на улице подмораживало, а по телу гуляла пьяная волна, делающая самого приличного человека долбанным зомби. В таком состоянии мозг работает на полуавтомате — часть реакций функционирует, но делает это неожиданно и без учета окружающей действительности. Поэтому когда я увидел на припаркованном эвакуаторе топливную канистру, то сразу решил ее спиздить. Но вместо того, чтобы сделать это на обратной дороге, я просто подхватил здоровенный металлический сосуд и пошел с ним по улице дальше, слушая как внутри нежно плещутся остатки солярки. И только через несколько минут до пьяного идиота дошло, что в магазин с таким трофеем лучше не соваться, да и вообще ходить вечером среди добропорядочных граждан в бухом виде с канистрой — не самая лучшая идея. Так же подумал и наряд ППС, который медленно ехал сзади и ждал удобного момента для перехвата. Я только начал приглядывать кусты, чтобы скинуть хабр, как вдруг услышал искаженный мегафоном голос с требованием остановиться. И тут я сделал главную ошибку — побежал.
На машине догнать пьяного человека даже с отрывом в десяток метров — дело буквально пары секунд. Повязать его втроем и засунуть в машину тоже получается очень быстро.
Так что уже минут через 15 я сидел в районном отделении, без документов, телефона и, само собой, без канистры, которую унесли в подсобку как потенциальную улику. Надо сказать, что в те годы по городу прокатилась волна поджогов машин. Новых случаев не было давно, но ментам наверняка почудились благодарности, а то и новые звездочки за пойманного пиромана. Однако, как только был открыт мой паспорт, дело приняло еще более интересный оборот. Как последний кретин, я таскал в обложке практически готовый набор для открытия уголовного дела, а именно стикеры и пару листовок крайне неполиткорректного содержания. С учетом тяжелых ботинок, закатанных штанов, военной куртки и шапки с норвежским флагом пасьянс складывался просто охуительный.
Я решил помочь ментам еще больше и гордо заявил, что со слугами режима в переговоры не вступаю, а вот этого, с круглой харей, вообще подозреваю в работе на центр «Э». После этого я выхватил часть листовок и сожрал их. Затем я увидел внутреннюю камеру наблюдения и симулировал приступ хуй пойми чего с катанием по полу. Когда меня ненадолго оставили в покое, я решился на побег. На самом деле, это невероятно просто. Выжидаешь момент, берешь и уходишь. Но, увы, не в этот раз — я без проблем покинул помещение, но в мертвецки пьяном виде мне пришлось потерять кучу времени на поиск выхода с территории, и уже на подступах к калитке я снова был пойман и брошен под замок в камеру, где и провел ночь в тяжелом тупом забытье.
— Ярило встало, Брейвик! Вставай и ты! — такими словами разбудил меня улыбчивый дежурный, который ночью сменил своего мутного коллегу с круглой харей. Я закряхтел и с трудом принял вертикальное положение.
— «Брейвик» — из-за флага что ли? — спросил я.
— Ага! И за «зиги», — радостно подтвердил мент.
Кроме меня, в общей камере никого не было. После посещения сортира и нелегального перекура решетка снова захлопнулась, и началось ожидание. Никаких подробностей моей дальнейшей жизни мне не сообщали. Из одиночки выпустили двух возрастных алкашей, они вальяжно попрощались с ментами и медленно выползли на волю, где, судя по окну, стоял неплохой субботний денек. Я продолжал ждать, валяясь на скамейке.
— А со мной-то что? — в десятый раз спросил я у дежурного.
Он честно ответил, что не знает, но имеет нехорошие подозрения. Это меня совсем не напрягло, потому что больше всего я в тот момент хотел пить воду и курить. Пока я маялся бездельем, в отделении кипела жизнь. Через какое-то время вспомнили и обо мне — отвели в кабинет следователя. За столом сидел классический опер из «Улицы разбитых фонарей» и допрашивал малолетнего торчка.
Из их разговора я понял, что пацан уже не первый раз бьет стекла в машинах и крадет все, что сможет продать. «Бывает же…», — подумал я и продолжил с вялым любопытством изучать кабинет, но тут в дверь резко и громко постучали. Не дожидаясь ответа, внутрь вошли два крупных мужика, которые заметно выделялись из общей палитры ментовских типажей. Следователь молча встал и вместе с торчком покинул собственный кабинет. Я продолжал наблюдение, будучи уверенным, что ко мне это все не имеет никакого отношения. Однако я сильно ошибался.
— Ну что, Александр Валентинович, — сказал один из пришедших. — вчера вы про нас вспоминали, а вот и мы — сотрудники Центра по противодействию экстремизму.
В первые минуты я не мог поверить в происходящее и попросил срочно вывести меня в туалет, чтобы напиться воды. Также я просил о перекуре, но сочувственно ко мне отнесся только второстепенный «эшник», которого я мысленно прозвал «Якутом» за северо-азиатскую внешность. А вот главный в их дуэте, назовем его Андрей, не курил, поэтому и нам обоим спуску не давал. Он предпочел быстрее перейти к делу и с ходу пообещал мне промывание желудка, чтобы достать сожранные мной улики.
В такой вариант я почему-то не поверил и хотя бы тут оказался прав. Под действием адреналина тяжелое похмелье стремительно отступало, и начиналась мозговая деятельность. Меня попросили раздеться по пояс, осмотрели нейтральные татуировки и сомнительный крестик с кругом.
— Кельтский?
— А? Не, не знаю, просто такой вот подарили, — прикинулся я валенком.
Максимально убедительно и твердо я заявил, что вышло чудовищное недоразумение. В те далекие годы я искренне верил, что во всем можно разобраться, а для посадки невиновного должны быть исключительные обстоятельства. Еще накануне я обещал ментам проблемы за счет своего журналистского статуса. Теперь этим же статусом я объяснял появление в паспорте листовок — мол, делал репортаж о митинге (правда, делал, и не один), там вот и дали, а выкинуть забыл. Осмотр моего смартфона, к счастью, ничего не дал, так что эта версия звучала вполне правдоподобно. Оставалась канистра. По этому поводу я честно признался, что напился и спиздил.
— Зачем?
— Да просто нет у меня канистры. Я сам автомобилист, подумал — вдруг пригодится.
Когда «эшники» узнали про ночную работу и обилие свободного времени, то хватка чуть-чуть ослабла. Из стальной превратилась в железную — отпускать потенциального экстремиста никто пока не собирался. Подозрения вызывали мои пьяные прогоны, но их могла оправдать тяжелая журналистская работа в сочетании с белой горячкой. В итоге Андрей оставил меня на попечение Якута, с которым мы сразу бросились курить, а сам поехал на место преступления — проверять мои показания. К счастью, эвакуатор стоял на месте, а водитель подтвердил, что канистра его.
— Устроил ты, блин, «качели» — ворчал вернувшийся Андрей после очередного безрезультатного созвона с начальством.
Похоже, никто не понимал, что со мной делать, и судьба моя зависла на ребре извилины какого-то далекого кабинетного кабанчика. Еще накануне мне удалось связаться с женой и сообщить некоторые подробности. Она подняла по тревоге друзей и знакомых, которые пришли небольшой толпой к отделению, а затем по своим каналам пытались мне помочь. Теперь жене позвонили «эшники» и пригласили на встречу. Свидание было недолгим, и после решения технических вопросов я услышал от нее хороший прогноз. Видимо, маятник качнулся в правильную сторону. Однако после ухода жены меня повезли откатывать пальцы в соседнее отделение, где была какая-то новомодная техника (которая к нашему приезду сломалась, и процедура прошла с традиционной мазней). По дороге сотрудники достаточно охотно со мной общались и рассказывали о настоящих экстремистах, которые, например, поджигали мигрантов в запертых строительных вагончиках. На фоне таких отморозков мой героический образ правого воина сразу превращался в клоунский костюм, чему я был вполне рад.
После снятия отпечатков меня привезли обратно, в родное отделение. Мы попрощались с «эшниками», не скажу, что по-дружески, но значительно спокойнее. Вот только окончательно прояснить мое положение мне так и не удалось. Как все еще опасного преступника, меня посадили в одиночку, и началось самое поганое — бездеятельное томительное ожидание. Дежурный опять успел смениться, и вместо шуток и поблажек я получал только херовые намеки и мрачные предсказания. В ожидании прошел и весь следующий день. Я спал на нарах, жрал принесенные женой бутерброды и слушал, как живет отделение. И постоянно, бесконечно, дичайше маялся неизвестностью. На стенах одиночки было множество разных надписей, но автору одной из них я благодарен до сих пор. Посреди проклятий в адрес ментов и ауешной чуши в углу неприметно было нацарапано «все будет хорошо».
В полдень воскресенья вернулся лояльный дежурный, и в момент затишья мы разговорились.
Он всячески поощрял мой внешний вид и признался, что поддерживает правые убеждения, а «сам в ментовке просто пассажир». Я осторожно отмалчивался, но потом понял, что парень говорил искренне. Мы болтали о футболе, и вдруг он принес часть изъятых у меня листовок, причем самых жестких по содержанию.
— Можешь не есть, Брейвик — сказал он с улыбкой. — Пойдем лучше смоем в сортир, от греха подальше. Пока ты там ночью кривлялся на камеру, я остальное убрал.
Я не знал, что сказать. Я был охуительно ему благодарен, потому что за написанное на тех бумажках могли закрыть и тогда, во времена относительной оттепели. К концу дежурства мы договорились встретиться и выпить пива «только без жести!», но по освобождении на меня навалилась куча других проблем, и, к сожалению, связь с действительно хорошим ментом была утеряна.
Меня выпустили около 11 утра, в понедельник. В камере я провел чуть больше двух суток, но впечатлений хватит на много лет. Хотя фактически я «отделался испугом» и лишь одним глазком взглянул на работу Системы, пусть и с опасного расстояния. Я больше никогда не сталкивался с сотрудниками центра «Э» и надеюсь сохранять эту дистанцию и впредь.
