Cердце в одну минуту может измениться несколько раз к доброму или худому, к вере или к неверию, к простоте и лукавству, к любви и ненависти, к доброжелательству и зависти, к щедрости и скупости, к целомудрию и блуду. О, какое непостоянство! О, сколько опасностей! О, какое нужно трезвение и внимание к себе!
- Иоанн Кронштадтский
В конце декабря вышел новый курс лекций Александра Дугина «Феноменология Радикального Субъекта». Для одних он стал важнейшим философским событием 2020 года, для других — очередным поводом обвинить автора в мракобесии и культурном фашизме. Одно можно сказать с уверенностью, таким искренним мы Александра Гельевича еще не видели.
Дугин — открытый противник современности, известный радикальными политическими проектами, противоречивыми высказываниями и сверхчеловеческой продуктивностью. Попробуем проникнуть в самое сердце философии Дугина — теорию радикального субъекта. Наша задача не только в том, чтобы с предельной ясностью разобраться в самой концепции, но и максимально точно раскрыть личность ее автора. Так мы сможем ответить на главный вопрос, кем на самом деле является Дугин: главным современным русским философом, хитрым и опытным политтехнологом или просто талантливым мистификатором?
Наперекор советскому миру
«Для меня мысль о радикальном субъекте — это мысль о самом главном», — говорит Дугин. Слова о том, что теория радикального субъекта находится в центре всей его философской системы, звучат в лекциях не раз. Однако мне не удалось найти ни одной серьезной попытки анализа и интерпретации теории радикального субъекта (далее — ТРС) на русском языке. Видимо, современники слишком увлечены присоединением частицы пост- к разным мало подходящим для этого понятиям, и им совсем не до того.
Сборник лекций «Радикальной субъект и его дубль» стоит особняком, выделяясь среди обширного корпуса работ Дугина, потому что здесь философ пытается объяснить не столько мир, сколько самого себя. Себя как мыслящее начало, как «активный интеллект».
Единственный нетривиальный разбор ТРС провел философ Илья Лазарев на youtube-канале «Заговор искусства». Лазарев вменяет Дугину, что ТРС есть лишь завеса для социального протеста против советской действительности 80-х, в которой родилась сама теория.
С начала 80-х годов Дугин становится участником «Южинского кружка», неформального литературного клуба, организованного дома у писателя Юрия Мамлеева. В процессе многочисленных бесед с другими участниками кружка, Гейдаром Джемалем и Евгением Головиным, появляется само понятие «радикальный субъект» и разрабатывается русская версия «традиционализма». В условиях позднесоветского культурного и идеологического распада, в контексте интеллектуальной безысходности «южинцам» важно было утвердить свое интеллектуальное и духовное превосходство. «Возвыситься над чернью» — в этом, по словам Лазарева, состоит основное функциональное и структурное содержание теории радикального субъекта. Дугин, в интерпретации Лазарева, обосновывает некое эксклюзивное «жреческое» право на нигилизм, которое маскируется этической и эстетической концепциями.
Сам же Дугин прямо говорит, что участники «южинского кружка» отождествили идею кризиса современного мира с собственным опытом жизни в позднесоветской действительности. Традиционализм, в рамках которого современность понимается как эпоха тотальной деградации, служил средством интеллектуального спасения для тех, кто оказался в современном (читай, советском) обществе чужим. Невозможная, парадоксальная инаковость требовала существенного обоснования. В этом смысле, совсем не удивительно, что Дугин обращается к европейским авторам, причислющим себя к самопровозглашенной «аристократии духа» (против «аристократии крови»).
Как писал позже Владимир Микушевич об Эрнсте Юнгере: «Абсурд опровергается „утонченным чувством чести“, даже если само оно абсурдно». «Южинцы» в процессе философско-литературных штудий занимались именно взращиванием «утонченных чувств».
Аполлон против Великой Матери
В курсе «Феноменология Радикального Субъекта» Дугин говорит о своем методе, к которому у представителей академической философии всегда есть множество вопросов. Мы вправе сами достраивать исследуемую философскую систему в том случае, если можем ясно ответить себе на вопрос «зачем?» Даже если мы где-то неверно интерпретируем автора, если не до конца понимаем его теорию, мы все равно ближе к истине, чем если аккуратно препарируем все понятия, разбираем категориальный аппарат и соблюдаем академическую точность. Мы ближе к истине, потому что ближе к радикальному субъекту. Только радикальный субъект волен опознавать целое по части, достраивать систему по фрагменту, дописывать картину по нескольким штрихам.
Философская система Дугина, если оставить за скобками ТРС, перенасыщена архетипическими образами. Порой кажется, он сам начинает путаться в сложной системе бинарных оппозиций и их соответствий. Темное начало, женское начало, хаос, Логос, Аполлон — в эпоху гендерных баталий читателям важно понять, Дугин, он за кого? За мужчин или за женщин? Вроде бы за мужчин — вот Логос, Аполлон, вертикальное светоносное начало. Но каким-то парадоксальным образом Дугин и за женщин тоже — в поисках «темного логоса» и «другого начала» он приходит к апологии Великой Матери. Действительно, вопрос не праздный. К концу 20-го тома «Ноомахии» читатель гарантированно будет готов ответить на него самостоятельно.
Кто же, на самом деле, главный в дугинской онтологии — мужчина или женщина, Аполлон или Кибела, воин или жрец? А главный здесь — тот, из-за кого и загорелся сыр-бор, то есть Радикальный Субъект.
Преодолеть бога и ничто
С одной стороны, радикальный субъект — носитель «активного интеллекта», описанного Аристотелем в трактате «О душе». С другой — тот, кто осуществляет два радикальных акта, предписанных некогда Фридрихом Ницше. Немецкий философ сказал, сверхчеловек — тот, кто совершает два шага преодоления: «преодоление бога и ничто».
Первая ступень на пути к Радикальному Субъекту — преодоление бога. Здесь бог понимается как внешний Абсолют, преодолевая который субъект обнаруживает источник сакрального в самом себе. Теме преодоления бога, «смерти бога», посвящены многие философские труды конца XIX — первой половины XX века. Литература вопроса здесь более, чем обширна (см. Философия подозрения, экзистенциализм и прочее).
Внутренний источник сакрального утверждается на второй ступени. Субъект преодолевает пространство обезбоженной реальности и, пройдя через ничто, самопроизвольно и суверенно утверждает святыню внутри себя. Преодоление ничто — тема гораздо более сложная. Этой теме, в некоторой степени, посвящена постсекулярная философия второй половины ХХ века. Однако в отличие от темы преодоления бога, исследованной вдоль и поперек, в рамках «преодоления ничто» не возникло привлекательных этических и эстетических концепций. Отказаться от бога оказалось значительно проще. Интуиция радикального субъекта, интуиция преодоления ничто — общая тема для новейшей философии, однако оригинальнее покаянных концепций пока никто ничего не придумал.
Радикальный субъект Александра Дугина — инициативное ядро того, кто восстал против современного мира. Основная трудность в определении радикального субъекта заключается в том, что, будучи погруженным в абсолютное ничто, он становится едва различим на фоне тьмы.
Дело в том, что «если эта точка не имеет никаких доказательств того, что она является вершиной светового треугольника, но на этом настаивает, возникает фундаментальная возможность раздвоения, поскольку другая точка, находящаяся на той же самой линии, так же имеет (или не имеет) основания претендовать на провозглашение себя этой вершиной, поскольку доказательного онтологического момента нет ни там, ни там. В связи с этим возникает то явление, которое можно назвать метафизическим дублем». Таким метафизическим дублем радикального субъекта оказывается Антихрист.
Радикальный субъект может осознать окружающую тьму и отличить себя от этой тьмы. Но нет никаких гарантий того, что он действительно отличим от тьмы. Более того, место, в котором радикальный субъект осознает себя — это перевернутый мир, основанный на дубле и шаржировании, на пародировании и имитации. Чтобы решить вопрос распознавания радикального субъекта на фоне Антихриста, Дугин привлекает разные модели, в том числе герметические и алхимические формулы «Obscurius per obscurium» («темное познается с помощью еще более темного») и «Nigrium nigrius nigro» («черное, более черное, чем само черное»)". Этим, в том числе, объясняется активно развиваемый интерес к темному началу.
Бодрствование против забытья
Очевидно, различить радикального субъекта на фоне тьмы сложно, потому что вторая ступень преодоления оказывается значительно сложнее первой. Отказаться от бога для «активного интеллекта», как выяснилось, не составило большого труда. О том, как именно происходит «преодоление ничто» у самого Дугина сказано крайне мало. А между, как мне представляется, это основной аспект доктрины. Лазарев, критикуя ТРС, тоже пропускает эту ступень. Благополучно ее обойдя, он делает выводы относительно неправдоподобности всей теории.
Радикальный субъект — тот, кто в состоянии определить «я в аду, но я не ад». Он зачем-то совершает этот спуск, катабасис, но точно не помнит, зачем. Дугин предполагает, что главной целью «сошествия в ад» было испытание себя: «Царское начало спускается все ниже и ниже, чтобы испытать себя». Все, что мы можем с точностью сказать, радикальный субъект — тот, кто очерчивает границу мира. Именно он является границей ада, ведь там, где начинается радикальный субъект, ад заканчивается и учреждается иной порядок.
Радикальный субъект на определенном этапе отождествлялся Дугиным с Дионисом. Но не является ли Дионис тем самым дублем радикального субъекта? Не противостоит ли дионисийскому опъянению опыт аскетического трезвения? Ведь этот опыт — единственное, что позволяет благополучно преодолеть вторую ступень, преодолеть ничто. «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», — читаем в 1‑м послании Петра.
Трезвение — если рассматривать понятие в отрыве от строгого значения, принятого в аскетической православной практике, — это внимательное отношение к жизни собственного духа. Это то, что Дугин называет «интериоризаций абсолюта». Это забота о внутренней келье. Не просто обнаружение источника духа в самом себе, но внимательное отношение ко внутреннему бытию. Собранность против рассеянности. Бодрствование против забытья.
Попытка победить «ничто» — почти невозможная практика в современном мире. Поэтому иным современному миру становится именно тот, кто смог преодолеть ничто. За самонадеянным решением, за произволом, за радикальным актом, должно следовать не менее радикальное смирение. В современном мире не требуется ни малейшего усилия, чтобы отказаться от бога. Идея нигилизма фундирована всей западной философией. По большому счету, нигилизм уже не требует ни малейшего акта сомнения.
В то время, как радикального субъекта можно распознать именно по способности преодолеть ничто.
Не случайно сам Дугин одновременно с развитием теории радикального субъекта обращается к старообрядчеству. «Традиционализм крайних старообрядцев заключается в их сосредоточенности на осмыслении того кошмара, который царит вокруг них», — пишет Дугин в эссе «Енох омраченный». Позиция старообрядцев, вся вера которых «в Антихристе и состоит», совпадает с позицией радикального субъекта — это полное, смиренное погружение во тьму. Дугин приводит старообрядческое понятие «умного Антихриста» — того присутствия, которое примешено «к каждому событию нашей обыденной жизни и что-то непонятное, но страшное проделывающее со смыслом тех вещей, к которым мы прикасаемся». Вот такой вот «Малхолланд драйв», вот такая вот линчевская жуть.
«Радикальный Субъект появляется тогда, когда уже поздно, и все остальные исчезли». Вероятно, в этом и заключается миссия радикального субъекта — появиться и очертить предел мира. Вероятно, миссия самого Дугина рифмуется с ней. Дугин не политтехнолог и не мистификатор. Дугин и есть радикальный субъект.
