Представьте себе, что вы листаете еженедельный журнал, а в нём: сотрудник МВД жалуется на то, что он боится рэкетиров; вертухай призывает коллег покаяться за ГУЛАГ; публицисты флегматично рассуждают о том, насколько частей распадется Российская Федерация; антисемиты ведут дискуссию с сотрудниками журнала; мелкий чин тайной полиции осуждает начальство; генерал пытается убедить читателей, что авиационные заводы прекрасно справятся с производством кастрюль.
Звучит как-то слишком радикально даже для наших относительно свободных времен, не правда ли?
Добро пожаловать в эпоху перестройки.
ВРЕМЯ ЗАРЯЖАТЬ ВОДУ
Дмитрий Евгеньевич Галковский писал, что прошлое лучше всего исследовать, изучая издания того времени. Для последних лет СССР таким изданием был журнал «Огонёк», назначенный Михаилом Сергеевичем Горбачевым стенобитной машиной перестройки.
Сейчас, когда многочисленные официальные и неофициальные СМИ конкурируют друг с другом уже буквально не за аудиторию, а вчерашнюю горбушку, трудно представить значение одного журнала. Неужели единственное издание может пошатнуть государственные устои? Представьте себе — это посильная задача. Всё что вам нужно — это отсутствие интернета и небогатый выбор источников новостей — сплетни, официальные СМИ и вражеские голоса вроде радио «Свобода».
Остряки часто смеются над тем, что самый читающий народ в мире ринулся на выступления Кашпировского и Чумака. Дескать, что это за образование такое, раз люди всерьез поверили в экстрасенсорику, лечение сложных заболеваний пассами рук и прочий нью-эйдж?
Но дело в том, что и Кашпировский, и Аллан Чумак попали на телевидение и на страницы прессы, в том числе — «Огонька». Это автоматически переводило их из категории шарлатанов в категорию целителей. Точно таким же образом умы советских людей завоевали и хироманты, и финансовые пирамиды. Власть печатного слова и ТВ были настолько велики, что этим не преминул воспользоваться музыкальный трикстер Курёхин с легендарным грибным Лениным.
В общем, в мае 1986 года главным редактором «Огонька» стал Виталий Коротич. Всего за год журнал из тоскливого партийного издания, рассказывающего про подвиги слесарей и американскую военщину, превратился в авангард перестройки.
Настало время гласности (и заряжания воды).
КАКИХ ЖЕНЩИН ЛЮБИЛ СТАЛИН
Начиналось всё очень невинно. Ведь и перестройка мало кем воспринималась серьезно. Никакого плана или хотя бы примерных очертаний будущего не существовало. Жизнь текла, как и прежде, разве что, с каждым годом пополнялся список дефицитных товаров. То, что мы называем перестройкой, складывалось из множества ситуативных решений и событий, закончившихся невероятно будничным распадом страны.
Будучи фактически личным изданием Горбачева, «Огонёк» чутко следовал за политическими шагами товарища генсека. Перестройкой было то, что делал генсек, и о чем писал журнал.
А начал генсек с того, что разрешил критиковать усопших лидеров страны. Пока сам Горбачев не успел ничем запомниться народу, перемалывание костей было хорошим популистским фокусом.
От деликатного пошлепывая мертвецов по попе, журнал довольно скоро перешел к резким обличительным материалам о коррупции и засекреченных протестах. Например, героями 1987 года стали Гдлян и Иванов, занимавшиеся резонансным «хлопковым делом». Впервые в прессе появились материалы о генеральских дачах, рабах в Узбекистане, номенклатурной роскоши.
Одновременно стартовала печатная война со Сталиным. Долгие годы вынужденной немоты обернулись тем, что, начав с разоблачения его преступлений, журнал быстро скатился в водевиль. «Огонёк» потчевал читателей развлекательной требухой — о том, каких женщин любил товарищ Джугашвили, какие шутки выделывал с ближним окружением, наконец, как он мыл посуду, давая вылизывать её собакам. Из зловещей фигуры Сталин усилиями самого журнала обернулся опереточным негодяем.
Доставалось и персонаж рангом ниже — министрам, партийным функционерам, ученым (если, конечно, Лысенко можно так аттестовать).
Впрочем, были неприкосновенные фигуры, долго избегавшие даже намека на критику — Маркс, Ленин и, конечно же, сам Горбачев.
За них отдувались главные враги — бюрократы, жупела всего советского периода.
В начале антиалкогольной кампании бюрократы мешали её провести, после провала — были виновниками грубых нарушений.
Если демократизация выборов шла тяжело, палки в колеса перестройки совали, разумеется, бюрократы. Если же демократизация выходила из берегов, то и тут крайними были бюрократы — не уследили, не уберегли.
Когда пришла идея переложить вину за экономические неурядицы СССР на прошлых руководителей страны, «Огонёк» начал публиковать материалы о хрущевских фокусах и брежневском «застое». Странно, но Черненко и Андропов в принципе не упоминались, словно генсеком после Брежнева стал Горбачев.
ДОРОГОЙ МАРТИН АЛЕКСЕЕВИЧ
Чтобы понять эффект, который производил «Огонёк» разоблачительными публикациями, представьте, как Киселев рассказывает о преступлениях Кадырова, а Соловьев с грустью рассуждает о бессилии Путина.
Реакция была такой, что, во-первых, количество подписчиков выросло в четыре раза, а, во-вторых, на редакцию обрушился ливень писем с самым различным содержанием — от личных угроз до проклятий в адрес КПСС.
Вообще, «письма дорогой редакции» составляли отдельный жанр. Люди вдруг обрели дар речи и принялись на перебой писать о своих думах и горестях. Писали как умели и о чём наболело больше всего. По письмам, кстати, очень заметно, насколько деградировал язык. Люди писали официозными и журналистскими штампами. Многие до мурашек по коже напоминали письма дорогому Мартину Алексеевичу.
«Огонёк», несмотря на приверженность перестройке, публиковал всё — и сталинистов, угрожавших сгноить редакцию на лесоповале, и пенсионеров, собирающих деньги на лекарства, и военных, рассказывающих про дедовщину, и воззвания общества «Память». Опубликовали даже письмо той самой Нины Андреевой, которая «не могла поступиться принципами».
Пытаясь сохранить некий ореол бесстрастности, журнал поощрял эпистолярные дискуссии.
Например, целых полгода шёл жаркий, но весьма учтивый спор между журналом и высшим командованием СА о том, как именно необходимо сокращать армию. Дискутировали как с консервативными писателями, так и с партийными бонзами.
Впрочем, чаще всего журнал дискутировал с другими изданиями, которые отказывались петь дифирамбы Горбачеву и перестройке и представляли консервативную часть КПСС. Например, журналы «Молодая гвардия» и «Родина» не только агрессивно оппонировали «Огоньку», но и часто обвиняли редакцию в сионизме, предательстве и покушении на вся святое.
Почему так случилось — сложно сказать, но у генсека не было информационной монополии.
Как бы то ни было, эта журнальная война по сути породила два лагеря шизофреников, до сих пор обитающих в наших широтах. Это патриоты в ватниках и…
ДЕМШИЗА
Строго говоря, демшиза существовала и раньше. Однако «Огонёк» превратил её в авангард перестройки, в совестливых героев, вещавших откровения исстрадавшемуся советскому народу.
Увы, но откровения советской демшизы были поразительно беспредметны и унылы. В основном всё сводилось к тому, что русским пора просить прощения, что демократизацию надо довести до логического конца, и что свободный народ союза сам должен определить свою судьбу. Когда в 1993 году народ немного разделился во мнении относительно своей судьбы, бывшие тираноборцы предложили утопить несогласных в крови. Что, в общем-то, в октябре того же года и случилось…
Большая часть имен советской демшизы вам ничего не скажет. Многие из них провели значительную часть жизни в тюрьмах и психиатрических больницах, и в бешеной суете и гвалте перестройки не смогли сделать или хотя бы сказать что-то запоминающееся.
Однако два персонажа знакомы почти всем — это Новодворская и Сахаров.
Новодворская как раз в те годы закончила вояж по тюрьмам и психушкам и охотно давала интервью в СМИ. Многое, из того, что наговорила Валерия Ильинична, сегодня легко тянет на несколько уголовных составов. Безумие фанатика сделали её настоящей иконой демшизы.
Что касается академика Сахарова, то с этой писаной торбой в журнале носились еще целый год после его смерти. А поскольку частица благодати сахаровской осталась в его супруге Боннэр, то последовала целая серия интервью с этой героической женщиной. Получилось даже мило — Боннэр как-то упомянула, что ей однажды нахамила проводница. Всего через два номера отыскалась та самая проводница, которая заверила Боннэр в своих симпатиях, и что она вовсе не собиралась хамить жене самого Сахарова.
ЛЕНИН ГРИБ
Как я уже писал, долгое время Маркс, Ленин и Горбачев оставались вне критики. «Молодая гвардия» сколько угодно могла строчить филиппики в адрес «Огонька», но не трогала Горбачева. Со своей стороны, «Огонёк» активно нападал на некогда священных партийных функционеров, выгораживая генсека. Ведь генсек не знал, в партию пробрались враги перестройки.
Однако так не могло продолжаться вечно.
Машина разоблачения, запущенная Горбачевым, на первых порах перемалывала в труху никому не нужных деревянных божков прошлого типа Жданова или Абеля. Когда они закончились, в ход пошли небожители Олимпа. Причем во многом этому способствовали сами читатели, заваливавшие редакцию разоблачающими письмами. Люди с энтузиазмом покрывали хулой всех тех, перед кем раньше склоняли голову.
Первым под раздачу попал Маркс.
Сначала «Огонёк» объявил, что переосмысливать Маркса — это нормально. Ведь партия большевиков при жизни Ленина активно обсуждала теоретические вопросы.
К 1990-му году Маркса объявили устаревшим и неактуальным. Устаревшему и неактуальному Марксу противопоставляли Ильича, который не только гениально трактовал и развивал идеи Маркса, но и поддерживал кооперативное движение, возрожденное Горбачевым. Нэп, Горбачев, кооперативы, перестройка — ван лав.
Дальше в топку полетел и сам Ильич. Невозможно установить, сколько инфарктов спровоцировал «Огонёк» своими обличительными статьями, но, определенно, жертвы были. Владимир Ильич, личную, духовную и интеллектуальную связь с которым, как с Цезарем, искали все генсеки, из пророка стал циничным убийцей, жадно требовавшим крови. Обезумевшие от горя ветераны КПСС требовали призвать журнал к ответу, но всё было тщетно. Публиковалось одно разоблачение за другим.
В это же время неожиданно захрустели дореволюционные булки, и «Огонёк» раскрыл читателям правду о молочных реках, протекавших когда-то по руслам ныне загаженных советских речушек.
Естественным завершением грандиозной кампании по переосмыслению советского прошлого стал и сам Михаил Сергеевич. Надо сказать, что к этому времени СССР уже не существовал как единое государство, а напоминал Священную Римскую Империю после Вестфальского мира. Республики отказывались посылать призывников в СА, заводы не отгружали продукцию, появлялись пограничные пункты. Феодализация зашла так далеко, что жителю Рязани могли не отпустить товар в Москве.
Впрочем, Горбачеву от «Огонька» досталось меньше всего. Поскольку никаких злодеяний он совершить не успел, из грехов за ним числились слабость, неуверенность, нерешительность и блокада Прибалтики. В общем, трагическая фигура капитана, утратившего всю власть над кораблем. Это уже позже Михаила Сергеевича объявили агентом ЦРУ и посмешищем.
УГОЛЬКИ СЛАВЫ
В 1991 году главный редактор Коротич решил не возвращаться из зарубежной поездки в Москву. Дело в том, что тогда разразился карнавальный путч, и Коротич всерьез обеспокоился, не решит ли товарищ Крючков повесить его на осине.
За сие позорное бегство коллектив журнала, заново учредивший «Огонёк», сверг Коротича. С этого бунта началось быстро угасание издания.
Дело, конечно, даже не столько в Коротиче, которому просто повезло возглавить журнал в подходящий момент. Просто к тому времени советская цензура прекратила существование, появился частный капитал. Никаких «282» тогда и в помине не было. Свободно продавалась литература самого разного толка — от порнографии до деловых газет.
Проведя пять минут у любого московского вокзала, вы могли купить увлекательную брошюру про тайные встречи Гитлера и Сталина или приобрести картинки, возбуждающие огонь в чреслах.
На фоне этого великолепия журнал выглядел неуместно. Перестройка, лейтмотив всего коротичевского «Огонька», закончилась настолько жалко и печально, что вместе с ней ушла и часть популярности журнала. Тиражи обвалились катастрофически. Советских генсеков теперь разоблачали все, кому не лень. Можно было без оглядки на закон поливать грязью всё на свете, сочинять небылицы, призывать на борьбу с «засильем жидов», продавать детскую порнографию. Из единственного и неповторимого, «Огонёк» превратился в одного из многих, постепенно утрачивая в бешеной конкуренции свой популярность.
Наступили новые времена с новыми героями. Сегодня ни одно издание не в состоянии даже приблизиться к славе и влиятельности «Огонька» перестроечных времен. И, наверное, это хорошо. Ведь вся эта слава свалилась на журнал после десятилетий жесточайшей цензуры, лишавшей граждан базового права — свободы слова.