— Да лааадно. Вот это уже интересно, — Р. поворачивается ко мне, отставив в сторону пепельницу и надежду найти бычок, пригодный к повторному использованию. — То есть ты писатель? А про что ты обычно пишешь?
— Ну, мой формат — это, скажем так, «личный опыт». Я нахожу людей с интересными историями, а потом эти истории рассказываю.
— А про меня напишешь?
Вообще-то, нас должно было быть четверо: «соберемся у друга на квартире, приходи». Но знакомый, отправивший мне этот пригласительный билет, внезапно пропал вместе со своей девушкой и моим кредитом доверия, который окончательно выдохся спустя 40 минут ожидания tête-à-tête. «Зачем нам кто-то еще, правда?" — Р. щелкнул ключом у входной двери и положил его в карман широких спортивных штанов. All right, let the games begin.
Мы сидим по краям дивана: Р. — высокий, в спортивном костюме, будто воскресший из моих воспоминаний детства 90-х и запертая с ним я. У каждого был такой дядя, отцовский друг, любовник сестры, растворившийся потом в земле или на зоне. Но миражи, призраки и фантомы ребят на подержанных иномарках, выбравших своей основной занятостью «решение вопросиков», до сих пор бродят по нашей необъятной родине. «Я за тебя, маленькая, убить могу», — русские женщины таких любят. Наращивают ради них ресницы, замазывают синяки тональным кремом, работают на две ставки. Все ради них, брутальных и широкоплечих носителей пацанских принципов, начинающих романтический вечер со слов «ну что приперлась, пизда карамельная». Иначе, Дмитрия Нагиева бы не снимали в рекламе всего, что требуется продать среднестатистической россиянке — от индейки до мирамистина.
— Ну, так напишешь про меня?
Нас отделяет 30 сантиметров лоснящейся диванной обшивки. Моя талия полностью умещается в его ладонях, мы это уже выяснили. Несколько шагов до входной двери, поворот ключа в замке, коридор, снова дверь, лифт, подъезд, и, наконец-то, теплый и звездный летний вечер, куда я так мечтаю вырваться. В одно мгновение эта цепочка к спасению проносится в моей голове и замыкается в петлю, из которой мне в очередной раз предстоит выпутываться.
-Тебе же классные истории нужны, правильно? — спрашивает он.
— Да.
Обнимая подушку, я глубже забиваюсь в костлявый угол дивана.
— Слушай, ты чего так напрягаешься? Ты думаешь, я тебя насиловать буду? Успокойся, мне 29 лет, у меня к девочкам уже исключительно отцовский инстинкт. Да и если ты сопротивляться начнешь, я такой нестояк словлю, что никаким подъемным краном не поднимешь. О, давай я тебе историю расскажу.
Давай.
— Короче, было мне лет 20, молодой, горячий, все дела. Позвала меня одна барышня в гости, чтобы я ее, ну, понимаешь. Прихожу — а она меня встречает в такой пижамке кружевной, и в тапочках с бубонами, ну, мне уже смешно, прохожу к ней в комнату, ложимся, запускаю руку к ней в туда, в пижаму, а там…
— Член?
— Ха, нет, понимаю, это был бы отличный поворот истории, ну ты слушай, как по правде. Не придумывай ничего, когда будешь писать. Я засовываю руку, а там — просто ужасно небритый лобок, будто я собаку глажу. У меня уже все желание на нет сходит, думаю, надо как-то вернуть себе боевую готовность. Ничего лучше не придумал, как сказать, что мне надо в ванную, голову помыть. Захожу в ванную, а там на зеркале лежит коробка презервативов — не просто икс-эль, а все три икса. Я блин никогда таких в жизни не видел. Ни презервативов, ни членов тем более. Думаю, ну, не обрадую я дамочку, походу, хоть поднимай, хоть не поднимай. Намочил голову под краном, стою и решаю, как бы валить отсюда. Выхожу из ванной и говорю ей, первое, что в голову пришло — ну, от стресса видимо, говорю: «Извини, не получится сегодня, бабушка умерла». Дурак, блин. А она походу просекла, в чем дело, и от злости в меня банку с компотом швырнула, вон, видишь, шрам на виске остался. И в итоге пошел я домой весь в компоте, и всю дорогу ржал и до сих пор ржу с этой истории. Как тебе?
— Отлично. Почти как в фильме «Больше Бена».
— Не смотрел. Ну так напишешь?
— Напишу.
Р. включил какую-то пацанскую балладу на мобиле.
-Как тебе песня, нравится?
— Конечно, ведь под эту песню у меня был первый секс.
— И будет последний! Ха, я еще лучше историю вспомнил. Короче, я уже тогда в Москве жил, но тоже, молодой был, трахаться хотелось. Тут женщины обычно сами все ко мне, ну, понимаешь, а там искать надо было, а я такой херней заниматься не привык. Короче, познакомился в тренажерке с одной мадам, лет уже за 40, вся такая блондинка, назвалась Людмилой, говорит: «Приезжай ко мне завтра вечером, сладкий». Ну я, естественно, на следующий день на низком старте, побрился, надушился, как в последний раз, еду, набираю ей: «Ждешь? — Жду, сладкий». Звоню в дверь, весь такой красивый, а там вдруг мужской голос: «Ну привет». И выходит ко мне такой крепкий товарищ, вот как я сейчас, в одних трусах. А я как к полу прирос, говорю: «Я к Людмиле». А он мне: «Да, да, ты заходи, чего уставился?» И я такой, типа извините…
— Бабушка умерла?
— Нет, просто, в секунду вылетел оттуда. Ехал домой и охуевал — не привык еще к Москве тогда, провинциальный парень был.
— К чему не привык?
— Ну, ко всяким там извращениям. Они ж меня типа на тройничок собирались развести.
— А сейчас бы согласился?
— Я тебе говорю, сейчас у меня только отцовский инстинкт. Ну, конечно, если ты сама не захочешь.
— Не захочу.
— У тебя что, муж есть?
— Есть.
— Как зовут?
— Это уже лишняя информация.
— Ну ладно, а день рождения когда?
— Ээээ… в апреле… Вспомнила, 20-го апреля!
— Врешь ты, нет у тебя мужа. И кольца нет.
— Есть, нет — для тебя это имеет какое-то значение?
— Да, нет, не имеет. Просто не хочу нарываться на неприятности. Был у меня такой случай. Ты про него тоже напиши. Мутил я с дамочкой одной, замужней. Лет на 20 меня старше тетя, но трахались мы отменно. Делали мы это в машине моей, в лес отъедем, за город, и пошло-поехало.
— Прямо как в «Титанике».
— Ха, да. Не знаю. Не смотрел. Ну, в общем, в очередной раз мы с ней приехали под сосны, дело полным ходом идет, а муж ее, оказывается, нас засек и за нами поехал. И вот я, с голой жопой, сижу на своей дамочке, и тут стук в дверь: «Добрый день!». Вытаскивает меня на землю и пистолет к башке: «Ну, все, сейчас пристрелю тебя, сука». А я ему, глядя в глаза: «Ну, стреляй».
— И что? Выстрелил? Ты умер?
— Нет, конечно. Проорался, леща ей дал и домой ее увез, к детям.
— И ты даже не испугался?
— Вообще ни капли.
Р. усмехается и выходит на балкон, поджигает докуренную сигарету, тонкую, женскую.
— А хочешь знать, как на самом деле все было?
— Как?
Он улыбается мне сквозь стеклянную дверь.
— Вытаскивает он меня, голого, на землю, пистолет к башке: «Ну, все, сейчас пристрелю тебя, сука», а я ему: «Дяденька, простите, не убивайте, пожалуйста». Примерно так. Жить-то хочется.
Он возвращается на диван и дотрагивается рукой до моих волос.
— Такие длинные, настоящие?
— Да.
— Я вот этого не люблю, знаешь. Когда у женщин все искусственное — там не трогай, тут не трогай, блин, мне все натуральное нравится.
— Не считая волос на лобке.
— Ну, это не главное…
— Главное в девушке, это душа, да?
Р. обхватывает меня со всей силы, поднимает и держит, как жених держит невесту на свадебной фотографии времен перестройки. На мне — тюлевое платье, на нем — рубашка без рукавов, сзади — «Ауди» модели «сигара» и какой-нибудь памятник героям Отечества. Тусклый кадр из параллельной вселенной или чьи-то теплые, лучшие, воспоминания, которых не случится с нами.
Он опускает меня на ковер.
— Знаешь, я уже 100 лет ни с кем так не разговаривал. Вот так вот встретились с тобой случайно. Ты писательница, интересный человек, слова любишь сложные, а я вот книжки за всю жизнь ни одной не прочитал, ну, ты, наверное, догадалась. А вот как интересно поговорили, а секс — что я там не видел? Ну, если, конечно, сама не захочешь.
— Я пойду, ладно?
— Ты только напиши про меня, я потом твою книжку куплю, ты мне автограф поставишь, хорошо?
— Хорошо.
Надеваю пальто, щелкаю замком и выхожу на улицу, темную и тихую, и, пройдя несколько дворов, дрожащими руками нажимаю на колесико зажигалки.
