Крылов: мы не чувствуем свою культуру и историю своими

Свят Павлов: В конце декабря президент России Владимир Путин подписал закон о частичной декриминализации 282-й статьи УК РФ. Уже в этом году вышли на свободу полковник Владимир Квачков и националист Дмитрий Демушкин. С чем связана оттепель в антиэкстремистском законодательстве и перестанут ли теперь прессовать националистов?

Константин Крылов: Cтатья стала уже настолько удобной для того, чтобы казенные люди получали дополнительные звездочки, что по ней уже начали хватать каких-то несчастных школьников во «Вконтакте». Власть же в этом не заинтересована. Не потому что ей школьников жалко, а потому что это вызывает очень большой информационный негатив. Причем, тут же ситуация такая: вот посадили девочку за то, что она кого-то лайкнула. А что, статья позволяет. Причем у девочки есть родители, друзья, френды и фолловеры. Все они не только испугаются, но и озлобятся. Власть в какой-то момент поняла, что пора бы этот фитилек прикрутить. Тут очень кстати оказалась инициатива (писателя и депутата Госдумы РФ Сергея — ред.) Шаргунова, ему нужно сказать большое спасибо.

Свят Павлов: Он сделал видеообращение на прямую линию с Путиным, в котором выступил за декриминализацию 282-й статьи.

Константин Крылов: Да, это тоже как-то сработало. Шаргунова я за это дело поблагодарил лично, как и многие другие. Некоторая декриминализация произошла. С другой стороны, у нас понятие «экстремизма» сейчас — это полный аналог «антисоветской деятельности». Причем полнейший, «взаимно однозначное соответствие». Биекция, как сказал бы математик.

Свят Павлов: Если читать федеральный закон, то под понятие «экстремизм» в России можно подвести фактически все что угодно.

Константин Крылов: Ровно в тех же самых масштабах, в которых при Советском Союзе любую форму недовольства начальством и властями можно было назвать «антисоветской деятельностью». Были исключения. Например, виды критики, которые под «антисоветскую деятельность» не подводились. Например, рабочий мог выступить и сказать, что директор завода — бюрократ. У нас тоже можно выступить и сказать, что такой-то чиновник не выполняет решений президента. Скорее всего, за это не посадят, хотя чиновник, наверное, не будет рад. Но любая затрагивающая систему критика в РФ невозможна.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ДВИЖ РАЗДАВИЛИ В ЛЕПЕШКУ

Свят Павлов: В конце февраля политический трендсеттер Навальный неожиданно выпустил ролик со старым добрым рефреном «хватит кормить Кавказ». Стоит ли ждать оживления националистической повестки в России в обозримом будущем, в том числе в связи с либерализацией законодательства?

Константин Крылов: Не думаю. Потому что все правые темы забрало под себя государство. Почему Навальный об этом говорит? Нет, не так — почему он сейчас снова об этом заговорил? Он чуткий человек.

А говорит он это сейчас, потому что уже на государственном уровне Кавказ стал проблемой. Бюджет-то не резиновый. Я больше скажу. Когда все это начиналось, мы проводили акцию «хватит кормить Кавказ», из-за чего я и влетел по этой самой 282-й (Крылов был осужден по 282-й статье в 2011-м году к 120 часам обязательных работ — ред.). Уже тогда стало понятно, что цены на нефть не будут бесконечно расти, а рты на Кавказе бесконечно широки. Если людей осыпать золотом и сахарной пудрой, давать им все, что они захотят, то с ними происходит примерно то же самое, что с избалованным ребенком. Он начинает хотеть каких-то невозможных вещей. Вот сидит маленький гаденыш и орет: «Хочу мороженое». Ему приносят. «Хочу пирожное». Ему приносят. «Хочу селедку в мармеладе». Приносят ему и селедку в мармеладе. А вот он уже не знает, как бы еще выпендриться и начинает требовать уже бифштексы из голубого единорога. Но нет у родителей голубого единорога, а он тогда «а я сейчас зареву и заплюю вас всех». И это делает. Соответственно, у родителей возникает мысль «а правильно ли мы его воспитываем»?

При этом нельзя же совсем милое дитятко обижать, к тому же у них на него свои виды. Но как-то нужно укротить аппетит. Поскольку начальство не может само сказать «хватит жрать, бифштекса из голубого единорога тебе не будет», оно начинает говорить «злые дяди всех голубых единорогов постреляли, поэтому нет у нас голубого единорога». Наше начальство говорит: «Мы не можем вам бюджет увеличить в десять раз, как вы требуете, потому что тогда у нас будет социальный бунт в России. Русские, конечно, терпилы. С ними можно делать, что угодно. Но вот здесь уже они, наверное, взбунтуются. И вообще, у нас пенсионная реформа еле-еле прошла». При этом, естественно, противоположная сторона тоже все понимает.

Свят Павлов: Другими словами, вы считаете, что это такая политтехнология российских властей?

Константин Крылов: Ну да. Одним надо сохранить лицо, в том числе и перед соплеменниками. Другим надо позволить им сохранить лицо. Третьим нужно как-то засветиться. Все при деле.

Свят Павлов: По вашему мнению, оживление правой повестки не скажется положительно на перспективах национального движа в России?

Константин Крылов: Нет. Национальный движ в России, как и вообще все движи, не подконтрольные тысячепроцентно Кремлю, просто уничтожены. У нас нет больше политики, не управляемой непосредственно из Кремля. Раньше что-то такое хотя бы терпели. Сейчас — нет.

Свят Павлов: Связан ли общий кризис русского национализма исключительно с внешними факторами, такими как репрессии со стороны государства или украинский конфликт? Или все же есть и внутренние причины?

Константин Крылов: Не надо называть кризисом то, что им не является. Кризис — это вещь внутренняя. Можно ли сказать, что человек, которого положили под пресс и раздавили в лепешку, находится в кризисе? Нет, его просто раздавили в лепешку.

Свят Павлов: Хорошо, а помимо внешних факторов, были ли какие внутренние причины среди национального движения и его лидеров? Может быть с ними что-то не так?

Константин Крылов: Большую часть этих людей просто посадили, давайте уж честно.

Свят Павлов: Это тоже внешняя причина. Были ли какие-то внутренние?

Константин Крылов: Я бы сказал, что на фоне внешних причин такого размера все остальные внутренние причины выглядят мелко. Просто всех лидеров национального движения, в том числе людей совсем безобидных, стали прессовать и сажать в тюрячку. А россиянская тюрячка — это штука страшная. У нас люди привыкли искать причины всех своих бед в себе, а это неправильно. Напомню, как все было. Ситуация была следующая: движение росло, росло с известной скоростью, прирост численности участников «Русского марша» тому подтверждение. При нормальном развитии событий, скорее всего, русское движение сейчас было бы одним из трех-четырех основных оппозиционных потоков. Я могу точно сказать, как выглядела бы Россия, если бы власти не уничтожили политику. Сейчас было бы довольно мощное либеральное движение. У либералов было бы все то, что они имеют сейчас, но они были бы ярче. Повестка у них была бы куда более социальная, потому что сейчас на люди выпускают только совсем уж людоедские фигуры. Были бы левые, которых сейчас держат в состоянии «на люди не показывать». Есть чудовищная и не имеющая к левому движению отношения КПРФ. Есть Объединенная коммунистическая партия. Вот, не дай бог, этим дадут хоть полпальца, они все снесут.

Свят Павлов: Вы серьезно? КПРФ?

Константин Крылов: Нет, ОКП. Эти товарищи вполне себе могут, им просто не дают.

Я очень хорошо представляю себе, какие бы митинги собирал тот же Удальцов со Стасей (жена Удальцова Анастасия — ред.). Они же люди неглупые, особенно в тандеме. Сейчас верхушка организации существует сама по себе. Их больше не трогают, не обижают, но и ходу не дают.

Свят Павлов: Но они ничего значимого и не делают. В информационном пространстве их не существует.

Константин Крылов: Совершенно верно… Плюс еще националисты. Все бы в целом имели примерно по 30% электората плюс 10% неопределившиеся общественники. И вся эта оппозиция шумела, бурлила, выдвигала бы идеи. Крупные митинги происходили где-то раз в две недели, был бы огромный «Русский марш» и прочие подобные мероприятия. Сейчас этого ничего нет потому, что власть выжгла всю политику каленым железом. Все, что допущено — это абсолютно безопасные, демонстративно аполитичные общественные инициативки.

Свят Павлов: Урбанисты, например.

Константин Крылов: Не к ночи будут помянуты. Как там шутят в этих наших интернетах? Лучше дочь-проститутка, чем сын-урбанист.

КТО ТАКИЕ «ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ РУССКИЕ»?

Свят Павлов: Давайте вернемся в настоящее. В 2012-м году вы создали Национально-демократическую партию, но сейчас об активной деятельности партии почти ничего не слышно. Чем сейчас занимается ваша организация?

Константин Крылов: У нас существует оргкомитет партии. Мы не собираемся отказываться от регистрации, хотя я прекрасно понимаю, что мы ее не получим. Но какого черта мы должны отказываться от осуществления собственного права? Люди никуда не исчезли. Естественно, что кто-то там впал в спячку или занялся частной жизнью, но это понятно, потому что работать в пустоту очень не хочется. Ну это не значит, что мы работаем исключительно в пустоту.

Свят Павлов: В середине «нулевых» ваши оппоненты нередко использовали выражение «профессиональные русские»…

Константин Крылов: Это очень смешное выражение.

Свят Павлов: Тем не менее, в какой-то момент в определенной среде оно стало устойчивым. Белов-Поткин, Демушкин, вы — «профессиональные русские»?

Константин Крылов: Это обычная дезинформация. Такая очень банальная из учебника. Условно говоря, любой неглупый американский подросток этот прием знает. Это обвинять оппонента как раз в том, чего он не делает и делать не может. Если бы у нас были профессиональные русские, это было бы замечательно. Абсолютно у всех народов, кроме русских, есть профессиональные националисты, то есть выразители интересов этих народов. Это уважаемые люди, которые занимаются только этим. Есть профессиональные греки, профессиональные поляки, профессиональные евреи (их пруд пруди), профессиональные татары, казанские и крымские — все, все есть. А вот профессиональных русских как раз нет. Какие, к черту, профессиональные русские? Профессиональные русские были бы в том случае, если на эту самую политическую деятельность можно было бы прожить. Что невозможно. Еще раз: существование слоя профессиональных политиков, в том числе профессиональных национальных политиков, является признаком нормальности государства. Ну, например, когда Ганди приехал в Индию, он начал интересоваться трудоустройством. Он был юристом, стал искать работу. Ему тут же сказали уважаемые индийские люди: «Простите, а это совершенно не нужно. У вас все будет хорошо, занимайтесь проблемами Индии». То же самое имеет место быть в любой нормальной стране. В России, кстати, тоже. За счет чего живет, скажем, Альбац? Она профессиональный либерал. То, что она при этом занимает какие-то там посты в каких-то журналах, но мы же понимаем, что она занимает эти посты именно потому, что она профессиональный либерал, а не наоборот. Так что же хотят сказать, называя нищих и преследуемых людей «профессиональными русскими»? Хотят подчеркнуть, что профессиональных русских никаких нет. Это такая издевка — «вы даже этого не можете»,

Свят Павлов: Ваш хороший знакомый Рогозин был «профессиональным русским»?

Константин Крылов: Нет, он просто хорошо обеспеченный человек.

Свят Павлов: Насколько я знаю, Рогозин из номенклатурной элиты советского общества.

Константин Крылов: Да. Вся его политическая деятельность связана с этим. Он все время играл в одну и ту же игру: «Или вы мне даете достаточно серьезную позицию внутри власти или я сейчас займусь политикой». В эту игру он прекрасно играл. И я не вижу в этом ничего плохого.

Свят Павлов: Вы тоже самое говорили в интервью Светову, где достаточно комплиментарно охарактеризовали Рогозина.

Константин Крылов: Да. Он, например, честен в практических вопросах. Например, не обманывал с деньгами. А это, знаете ли, очень важно. Потому что вся эта «путинская сволочь» очень любит какую-нибудь копеечку зажать. Я сам с этим не сталкивался, потому что на нее не работал. А вот всякие мои знакомые, которые работали, рассказывали какие-то гомерические истории.

Свят Павлов: Другими словами, Рогозин — финансово чистоплотный человек. Хорошо, вы могли бы сейчас назвать его своим соратником? Ну или бывшим соратником?

Константин Крылов: Сейчас это слово уже практически утратило смысл. Но при чуть другой истории могло получиться так, что этот самый Рогозин действительно возглавил бы, например, какое-то движение. Стал бы значимой фигурой на политическом поле.

Свят Павлов: Как вы оцениваете деятельность Рогозина в качестве главы «Роскосмоса»? Ведь тот же космодром Восточный — один сплошной косяк.

Константин Крылов: Когда кого-то усиленно критикуют при странном отсутствии критики в других направлениях, я это воспринимаю просто как часть аппаратной игры. Я аудит космодромов не проводил, чего там делается, я не знаю и даже не интересуюсь. Но что-то мне подсказывает, что в других областях у России тоже все не слава богу.

Свят Павлов: Как вообще такой специфической и сложной отраслью как космос может руководить человек с дипломом журналиста?

Константин Крылов: Простите, а господин Кириенко в атомной отрасли — это как?

Свят Павлов: Про Кириенко можно задать тот же вопрос, но я спрашиваю про Рогозина, потому что он ваш хороший знакомый, а не Кириенко.

Константин Крылов: Хорошо. Но я хочу сказать, что это обычная в нашем государстве практика. И не только в нашем. Как показывает международная практика, на такого рода должности очень редко сажают какого-то ученого. Или даже человека с профильным образованием. Потому что люди с профильным образованием редко бывают хорошими администраторами. Это естественно, потому что им интереснее заниматься наукой. Человек, который занимается наукой, всегда испытывает глубочайшее отвращение к административной деятельности. При этом нужно понимать, что Рогозин и не журналист. Он человек, который с детства погружен в мир аппаратных игр. В этой области он профессионал, а ничто другое и не требуется. И вообще: только люди, которые думают о власти и о властных раскладах, чего-то стоят. А все эти ученые — в общем-то мусор и пыль под их ногами. Ученых сейчас можно в Китае набрать. Я совершенно серьезен и не иронизирую. Именно так обстоят дела. Просто глупые советские люди этого не понимают.

НАЦИОНАЛИСТЫ НЕ ДОЛЖНЫ ПУГАТЬ

Свят Павлов: Национализм в России как социальное явление изначально был брутально-уличным, сейчас же мы имеем дело скорее с «интернет-национализмом», существующим в основном в онлайн-реальности. Вы негативно отзывались об уличном национализме. Что с ним не так?

Константин Крылов: Любая брутальная уличная активность с любой стороны всегда должна рассматриваться как деятельность подозрительная.

Драка между российскими и английскими болельщиками на ЧЕ-2016

И очень хорошо фильтруемая всякого рода структурами. Везде, где люди начинают собираться в каких-то в подвалах и драться на улицах (при всем уважении к честным людям, которые идут туда по идейным соображениям) встает вопрос, а не решаются ли через этих людей какие-то спецслужбистские задачи.

Свят Павлов: Спецслужбистские задачи могут решаться и через людей, которые просто вместе собираются пить чай. Тому масса реальных примеров. Я скорее о другом. Уличный национализм имел реальные мускулы и понятную эстетику, чем и был привлекателен. И более того был он способен пугать и заставлять с собой считаться…

Константин Крылов: Честно говоря, я не очень этому огорчен. Националисты не должны пугать собственную нацию. К сожалению, тот национализм пугал не только кавказцев. Он пугал и мирного обывателя, которого тогда очень хорошо научили, что националисты страшные. Мирный обыватель должен воспринимать националиста не как хулигана, который сегодня кавказца бьет, а завтра, например, стукнет меня или моего ребенка. Нет, он должен считать, что националист — это хороший человек, который говорит то, чего он сам боится сказать.

Свят Павлов: Хорошо. Но хулиганская эстетика привлекательна.

Константин Крылов: Для кого?

Свят Павлов: Скажем, для пассионарной молодежи.

Константин Крылов: А пассионарная молодежь не представляет особого интереса. Молодость — это, как известно, недостаток, который быстро проходит. Пассионарность — тем более. Абсолютное большинство участников всяких «движей» какое-то время в это играются, а потом осознают что: а) они повзрослели; б) у них ипотека; с) жена хулиганить не велит. На этом все.

Свят Павлов: Всегда есть Сирия и Донбасс. Хорошо, чем тогда должен быть привлекателен для того самого обывателя «интеллектуальный онлайн-национализм?»

Константин Крылов: Цель националистов сейчас очень проста. Они должны донести до обывателя ясные, понятные слова и идеи, которые он сам в общем-то думает. Странно было бы, если бы он не думал. Люди же не дураки. Почему, например, русскому человеку в России жить так плохо? Он должен от кого-то это услышать. И если он услышит внятные слова, которые его заденут, то скажет: «А вот эти ребята вроде правду говорят. Оно же действительно так».

Свят Павлов: Вы сейчас отлично меня подвели к следующему вопросу. В 90-х-начале нулевых в основе идеологии и эстетики русских правых лежали если не германский национал-социализм, то британская фанатская мода и условный фильм Romper Stomper.

Сейчас в центре идеологии и эстетики «интеллектуального национализма» яростный антисоветизм и культ Николая II. А зачем все это нужно тому самому постсоветскому обывателю, о котором вы говорите?

Константин Крылов: А вот не все так просто. Дело в том, что все эти культы и требования возникли не на пустом месте. Это результат опыта. И опыта весьма интересного. Могу сказать сам, что меня это скорее удивило. Например, я очень хорошо помню, что в те же самые 90-е весь этот так называемый «фофызм» был не просто очень дурацкий, но и абсолютно сочетался с культом Советского Союза, с красно-коричневыми взглядами. На это все смотрели без интереса, презрительно, хотя существовали какие-то группки, например, безумных монархистов.

Свят Павлов: Но были и группы, которые с оружием в руках защищали Белый дом. То же РНЕ.

Александр Баркашов

Константин Крылов: Баркашовцы фашистами, конечно, не были. Я бы сказал, что сам Баркашов во все это играл…

Свят Павлов: Но автоматы-то были реальными, а не игрушечными. Я просто очень смутно представляю себе читателей условного «Спутника и Погрома» с автоматами…

Константин Крылов: Многие поехали по призыву СиП защищать Донбасс. С автоматами.

Свят Павлов: Потому что там российская власть позволила это сделать. Совсем другая ситуация, когда ты с оружием в руках выступаешь против действующей власти. Просто одно дело с автоматов стрелять в Москве по реальным ментам…

Константин Крылов: Думаю, что менты везде примерно одинаково выглядят. Стреляли ведь в людей. Стреляли в людей, которые выглядели так же, как мы, говорили на том же языке, были одеты в форму. То, что это была форма украинской армии, а тут была форма советского мента, дело не меняет. Все равно, это человек в форме.

У ЛЮДЕЙ В ГОЛОВЕ ЕСТЬ «КРАСНЫЙ ГВОЗДИК»

Свят Павлов: Давайте вернемся к вопросу. Зачем нужно скармливать в лошадиных дозах яростный антисоветизм постсоветскому обывателю?

Константин Крылов: Это возникло в результате эволюции дискурса. Стали проступать некоторые факты. Например, вот разговариваешь, разговариваешь с человеком, касаешься определенной темы, и вдруг он начинает вести себя иначе. Такое впечатление, что у него на этом месте забит какой-то «гвоздик» в голову. Например, когда дело касается темы Николая II.

Называешь это имя, и вдруг человека прорывает. Он падает на четвереньки и пишет: «Николашка! Мерзавец кровавый, слизняк, ничтожество! Ненавижу!»

Свят Павлов: Ну, наверное, он сумасшедший просто. Не очень здоровый человек.

Константин Крылов: Когда таких сумасшедших набираются уже сотни, а во всех остальных отношениях они вроде бы нормальные — это повод задуматься. Пунктов таких несколько. И Николай II просто один из них. У всякого советского и постсоветского человека в это место забит «гвоздик». При этом размеры этого «гвоздика» варьируются. Он может быть совсем маленький, а может быть огромный, и тогда человек ведет себя просто безумно. Да, и это жестко коррелирует, в частности, с отношением к националистам.

Свят Павлов: Другими словами, подчеркнутый антисоветизм возник как реакция?

Константин Крылов: Это возникло, когда люди начали замечать эту реакцию. Заметили далеко не сразу, далеко не все, но когда уж заметили, это пошло в массы.

Свят Павлов: Ну, а если человек относится просто индифферентно к теме. Скажем, мне плевать, что на Советский Союз, что на Николая II. У меня есть свои реальные проблемы, и мне очень хотелось бы их решить в обозримом будущем…

Константин Крылов: Тогда этот человек нормальный, и с ним можно разговаривать.

Свят Павлов: Но есть и обратная ситуация, когда у человека ехал советский через советский и видит советский, советский, советский. И тоже пена идет. Я нередко сталкиваюсь с подобным.

Константин Крылов: Может быть. Но это, в основном, реакция на то, что говорю я. Это бывает, но это именно реакция. Понимаете, если человек вдруг обнаруживает, что вокруг него по большому счету люди, озабоченные какой-то одной проблемой. Например, в свое время известный австрийский психиатр, в основном работавший с пожилыми тетеньками из богатых австрийских евреек, вдруг обнаружил, что все эти тетеньки очень много думают про секс.

Скорее всего, это была правда. А как же иначе? Он из этого сделал глобальные выводы. Ну и сейчас мы его знаем, как основателя определенного направления в психологии

Свят Павлов: Весьма спорного.

Константин Крылов: Мягко говоря, весьма спорного. Бешеный антисоветчик, в большинстве случаев, это такой же Фрейд, который, открыв, что существуют люди с «красным гвоздиком» в голове и их много. И начинает реагировать на это с бешеным форсажем. Да, и очень часто на этой почве договариваются до какой-то совершенно безумных форм русофобии. Но я же понимаю, откуда это все.

Свят Павлов: Вы говорите о причинах явления, я же скорее спрашиваю, зачем это нужно сознательно культивировать? Зачем требовать немедленной декоммунизации? Сноса всех Лениных, переименования топонимов и прочего? Какой в этом смысл?

Константин Крылов: Очень просто. Это тест. Я и не говорю, что это настолько важно. Я сам лично воспринимаю соответствующие пассажи, в том числе и в собственных текстах, как фильтр. Если у людей требование убрать памятники Ленину и бесконечные «улицы Ленина» не вызывает немедленной психиатрической реакции, значит с человеком можно дальше разговаривать. Большинство людей, которые имеют такие вот ярко выраженные «белые» взгляды, — это люди, которые не являются религиозными поклонниками лично Николая II. У них икона может быть и не стоит. Эти же люди вполне способны обсуждать недостатки Российской империи. Почему нет? Нормальная тема. Никто не считает Российскую империю раем на земле. Безусловно, она очень сильно оболгана. Это, кстати говоря, вызывает очень сильные чувства, когда начинаешь видеть насколько…

ЦАРЬ ПЕТР И КРИПТОКОЛОНИЯ

Свят Павлов: О Российской империи я тоже хотел бы с вами поговорить. Насколько я знаю, вы являетесь сторонником теории Галковского, согласно которой СССР являлся криптоколонией Англии. В одном из интервью вы пошли еще дальше и заявили, что Россия — криптоколония Англии со времен Петра I. Вы правда так считаете?

Константин Крылов: Был у меня период, когда я очень интересовался петровской эпохой. Началось все вот с чего. По какой-то непонятной причине коммунисты, демонстрируя совершенно звериную ненависть ко всей русской истории, выделяли из нее два светлых пятна — это любовь к Ивану Грозному и еще более насаждавшаяся любовь к Петру I, «великому преобразователю» и так далее.

Свят Павлов: Ну потому что между коммунистами и упомянутыми вами правителями немало общего. Например, авторитарный стиль правления.

Константин Крылов: Совершенно верно. Меня стало интересовать, а что же Петр I на самом деле сделал? И чем больше я читал об этом, тем больше я понимал, что Петр I, может быть кем-то наученный, использовал в России те методы управления, которые Запад использовал только в колониях.

Свят Павлов: Возможно. Только это не доказывает того, что он находился под чьим-то внешним управлением.

Константин Крылов: А я этого и не утверждал. Я всего лишь, скажем так, в свое время совершенно независимо от Галковского написал: «В России используются колониальные методы управления». Они очень узнаваемы. Начиная от создания факторий, где живут привилегированные иностранцы…

Немецкая слобода в конце XVII в. С гравюры Генриха де Витта

Свят Павлов: Но ведь иностранные фактории в Москве существовали и до Петра…

Константин Крылов: Совсем другой статус. У Петра это уже сеттльмент, не буду вдаваться в подробности. Собственный капитализм давился, а вот казенные заводы и все остальное пытались всячески развивать. Я могу на эту тему очень долго рассуждать…

Свят Павлов: Ну все вами перечисленное вряд ли можно отнести к железобетонным фактам, подтверждающим внешнее управление петровской империей…

Константин Крылов: А я не знаю, почему от меня требуют железобетонных фактов. Нынешняя версия истории фундирована не лучше, а может и хуже. На самом деле требование «железобетонных фактов» опирается на простую и глупую мыслишку — «ну не может же такого быть», «не могут же они». А ведь это детское «не могут же они», это нужно полностью отключать. Могут-могут. С другой стороны, я не историк. Я интересовался этим для себя. И сделал несколько интересных наблюдений. Например — что именно Петр открыл такую чисто российскую технологию обнуления социального капитала населения, как социальный дефолт. То есть, ситуацию, когда люди долго-долго приспосабливаются к каким-то порядкам, а дальше эти порядки внезапно обрушиваются и меняются настолько, что весь предыдущий опыт оказывается ненужным, обнуляется. Люди вдруг остаются социально голыми. Они не могут делать простейших вещей, которые им раньше более-менее удавались. Мое поколение наблюдало социальный дефолт непосредственно, это была отмена позднесоциалистических порядков и 90-е, когда дело дошло до полного омертвения социальной ткани и одичания на уровне уже чисто физическом. При Петре I же произошел социальный дефолт, когда он истребил и разрушил даже бытовую культуру верхних сословий.

Свят Павлов: Да, но и эти действия Петра I можно вполне логично объяснить. Например, он это сделал для того, чтобы устранить власть боярской элиты, которой он вполне обоснованно не доверял, и заменить ее своими людьми, создав новый управленческий класс. Это вполне могло быть конъюнктурным политическим решением, разве нет?

Константин Крылов: Да сколь угодно. Объяснять можно. Я не даю оценок. Хотя с моей точки зрения, это чудовищное преступление цивилизационного уровня.

Свят Павлов: Вы сейчас рассуждаете как Освальд Шпенглер в одной своей известной книге…

Константин Крылов: Шпенглер был прав. Русским людям сломали национальную культуру, переломали позвоночник, можно сказать, превратили в беспомощных паралитиков и дальше стали учить ходить на каких-то чужих костылях. Это стоило русскому народу чудовищных потерь и неслыханных унижений. Именно Петр внушил русским — раз и навсегда — чудовищный комплекс неполноценности, который нас в итоге и погубил.

Свят Павлов: Предположим, но причем здесь Англия и теория криптоколоний?

Константин Крылов: А я разве про Англию сказал что-нибудь? Вообще, слово «Англия» я произнес?

Свят Павлов: Вы в предыдущих интервью говорили, что Россия при Петре, вполне вероятно, могла быть криптоколонией Англии.

Константин Крылов: Могла. Я не говорил, что она таковой являлась. Однако английские интересы Россия почему-то свято блюла — больше, чем свои собственные. Может быть, на это стоит обратить внимание? И подумать, а не могло ли быть так… ах да, не могут же они.

КИРИЛЛИЦА — УРОДСТВО И УЖАС?

Свят Павлов: Продолжим тему парадоксальных теорий. Готовясь к интервью, я внимательно читал ваш Telegram-канал и наткнулся на сразу несколько удивительных моментов. Вы писали о том, что кириллица крайне неудачный алфавит в отличие от «совершенной латиницы». Потом вы сравнивали русский и английский языки. По вашим словам буквально, «английский язык — язык богов, а русский — уродство и ужас»…

Константин Крылов: Ну это правда.

Свят Павлов: Вы можете это как-то тезисно объяснить? Так, чтобы это было понятно не только филологу, но и обычному, неподготовленному читателю?

Константин Крылов: Начнем все-таки, наверное, с кириллицы. Она хуже латиницы тем, что она является недолатиницей. Такой ее сделал Петр. До Петра она была совсем другой. Это был принципиально иной шрифт. Он очень красив, но совсем не похож на то, к чему мы привыкли.

Свят Павлов: Потому что была петровская реформа, а потом еще большевистская реформа…

Константин Крылов: Вот давайте об этом. Петр уродовал все, до чего дотягивался, в частности, изуродовал и русское письмо. Все, что я говорю о кириллице относится именно к тому, что я бы назвал «петровицей», которая сломала естественный процесс развития русской письменности.

Ну вот например. Та же латиница в классическую эпоху не имела строчных букв. Строчные буквы, с одной стороны, самые сложные, с другой стороны — именно здесь и проявляются свойства шрифта. Откуда они взялись в латинице? Они возникли в результате того, что много сотен лет люди работали и, естественно, выработали скоропись. Она отличалась от традиционной латыни. А дальше произошло интереснейшее явление: из скорописных букв сделали маленькие, из старых латинских сделали большие. И появился вот этот вот двойной набор литер, который и отличает развитую письменность.

Что было у нас? Процесс шел абсолютно в том же самом направлении. Допетровская русская скоропись, которая у нас существовала гораздо дольше, чем мы думаем, потому что старообрядцы не перешли на «петровицу», была очень красивой и весьма удобной. Например, там были нивелированы все сложные буквы. Из буквы «Ж» остался вообще один штрих, но это было красиво. У нас шел нормальный процесс развития кириллицы…

Свят Павлов: Потом пришел Петр и все красивые буквы поломал.

Пример гражданского шрифта, введенного Петром I

Константин Крылов: Да. Вот тут пришел Петр и все сломал. Причем сломал самым уродливым способом из всех возможных.

Думаю, Петр хотел бы ввести латиницу. Но в латинице просто отсутствуют некоторые подходящие под звуки буквы. Поэтому Петр отослал к каким-то голландцам: «А вот давайте-ка вы там сочините какую-нибудь более или менее похожую на латиницу штуку». Голландцы, особо не напрягаясь, сделали очень простую вещь — эту самую «петровицу». Они заменили те буквы, которые были похожи на латинские, просто на латинские. Те, которые были не похожи, оставили как есть, только прорисовали удобным для себя способом. Естественно, с русскими очертаниями, с их эстетикой и тому подобным они и не думали считаться. Ну, например, буква «О» в русской кириллице не была круглой. Она рисовалась двумя черточками, а ее сделали обычным ноликом. Дальше буква «Р» — она не была палкой с кружочком сбоку, это была одна длинная палочка, одна короткая палочка и перегородка между ними. Самое плохое, что все строчные буквы просто сделали уменьшенными копиями больших. И это шрифтовая катастрофа.

Свят Павлов: Слушайте, ну вот я во всей этой истории трехсотлетней давности не вижу никакой национальной катастрофы. Возможно, шрифт у нас действительно не такой красивый, как мог бы гипотетически быть. Но разве это так действительно важно?

Константин Крылов: Я говорю, что это не просто некрасиво. Это уродливо. Между «некрасотой» и «уродством» разница следующая: уродство отталкивает. Я поднял эту тему ровно с одной целью, чтобы люди удивились и дернулись, и задали вопрос. Вы и задали. На самом деле мне нужно было продемонстрировать одну простую мысль: мы не чувствуем ни свою историю, ни свою культуру своими. Мы не можем с ними ничего делать. Как будто бы у нас нет права менять что-то к лучшему. Такой подход приводит к чему: когда начальство берет и нам что-то меняет, то мы против этого даже особо не протестуем. Потому что не чувствуем своим, а это важно.

Свят Павлов: То есть вы предлагаете провести реформу нашего алфавита?

Константин Крылов: Да.

Свят Павлов: Ввести латиницу или изменить кириллицу?

Константин Крылов: Я считаю, что нужна реформа кириллицы, причем она должна идти не в область дальнейшей латинизации, а наоборот. Необходимо вернуться к допетровским образцам на новом уровне. Вот хотя бы. Есть одна вещь, с которой любой человек, если подумает, то согласится. Петр в свое время убрал ударения в русских словах. До Петра в русских словах всегда проставляли ударение. Заметим, кстати говоря, что на тот самый шрифт они отлично ложатся.

ЯЗЫК ЦВЕТА ГРЯЗНОГО СНЕГА

Свят Павлов: Спасибо. Я примерно понял ваш ответ. А что с русским языком не так?

Константин Крылов: С русским языком проблема печальная и труднорешаемая. Если вы посмотрите на любого иностранца, как он говорит, вы обнаружите очень интересную вещь — он широко открывает рот.

Это позволяет ему интонировать речь. Русские говорят, будто горячую кашу во рту держат и боятся обжечь язык. Почему? Потому что современный русский язык — советский. Это язык людей, говорящих на страшном морозе. Русский язык XVIII и тем более XIX века — это язык салона. Это был язык людей, которые, во-первых, очень хорошо говорили на французском. Открывали рот как французы и говорили с французской интонацией. Язык был интонированный. Нечто подобное можно слышать в записях старых иммигрантов. Я имел удовольствие слышать нормальный русский язык, поскольку был знаком с госпожой Шатиловой. Она очень долго прожила, и вот у нее язык был выразительный.

Свят Павлов: На ваш взгляд, русский язык фонетически блеклый?

Константин Крылов: Современный русский — да. Он цвета грязного снега. Почему? Не потому, что русские — плохие или что русский язык по природе своей какой-то чудовищно ужасный. Я этого не говорил никогда.

Свят Павлов: Вы говорили, что он «уродство и ужас».

Константин Крылов: Разумеется. Дальше мне бы хотелось, чтобы вы меня спросили почему?

Свят Павлов: Почему?

Константин Крылов: Так вот, причина ровно в этом: мы говорим сквозь зубы. Язык приспособлен к морозу.

Свят Павлов: Ну и ладно. А в чем ужас-то?

Константин Крылов: Когда люди говорят в тепле, то они говорят как люди. У них очень многое передается через интонацию. У них любой звук окрашен. А мы не разговариваем, а друг другу сигналы подаем. Современная русская речь — это как морзянка. По большому счету я бы сказал, что это язык лагерей, язык Ямала, язык Колымы. Что с этим делать?

Свят Павлов: Я вот не уверен, что с этим нужно что-то делать.

Константин Крылов: Потому что мы привыкли, что мы живем в этой вот серой грязце.

Свят Павлов: Как мне кажется, развитие языка — это естественный и органичный процесс. Зачем в него как-то искусственно вторгаться?

Константин Крылов: Нет. Само по себе это всегда идет только в одну сторону. Ухудшается все само. А вот улучшается только, если люди осознают нечто как проблему. Проблематизация — первый ход. Второе — начинают думать над тем, что эту проблему нужно не терпеть, а все-таки решать. И третье — начинают ее решать на самом деле.

Свят Павлов: И как вы в реальности представляете фонетическую реформу русского языка?

Константин Крылов: Если часть общества осознает эту проблему как проблему, то дальше определенная группа людей начинает всерьез интересоваться, что с ней можно делать. В нашем случае — задаваться вопросом: а как же русский язык должен звучать на самом деле? Начинают собирать старые записи, читать старые учебники риторики, интересоваться старым московским или петербургским произношением и спорить на эту тему. Заниматься подобным может небольшое количество фриков, это не важно. Дальше может сработать обычный механизм, который называется создание теле- или радиоязыка. Таким образом был создан красивый арабский, который все описывали в XIX веке, как нечто, напоминающее собачий лай. Но в современном, облагороженном исполнении — это один из самых красивых языков в мире. Подобное можно сделать и с русским.

Я свое мнение в вопросе языка и кириллицы никому не навязываю. Конечно, эти темы никак не отражены в программных документах НДП. Это моя личная позиция, которую я буду высказывать, чтобы привлечь к ней внимание. Тем более: маленьких вопросов не бывает. Возможно, если мы решим эти проблемы, то сдвинутся с мертвой точки и многие другие.

И в любом случае: самое худшее, что может делать человек, — это терпеть. Нет ничего гаже и унизительнее терпения. Я не имею в виду терпеливую работу, ведущую к цели, — а терпение в россиянском смысле слова, то есть перенесение всяческих страданий без попыток что-то изменить.

ЗОРОАСТРИЗМ — ОЧЕНЬ РАЦИОНАЛЬНАЯ РЕЛИГИЯ

Свят Павлов: Расскажите, почему вы исповедуете такую экзотическую религию, как зороастризм?

Константин Крылов: Да, я — зороастриец. И здесь не собираюсь ничего менять.

Свят Павлов: А как древняя азиатская религия коррелирует с вашими политическими взглядами?

Константин Крылов: Отлично коррелирует. Ничего азиатского в ней нет, Персия на тот момент никакой Азией не была.

Свят Павлов: Ну географически это Азия.

Константин Крылов: Насколько я знаю, даже географически Азия начинается за Уралом. По поводу политических взглядов, сразу скажу, что я не совмещаю политическую деятельность с религиозной. Из меня, наверное, вышел бы неплохой проповедник, но я когда-то принял решение этим не заниматься. Выбирая между политикой и религией, я выбрал политику. Хотя я думаю, что если бы многие люди больше знали о зороастризме, то выбрали бы эту религию или пересмотрели свои взгляды на нее. По большому счету это единственная известная мне религиозная система, в которой нет противоречий.

Свят Павлов: Когда вы стали зороастрийцем?

Константин Крылов: Это был 92-й год. Я был в Узбекистане, где познакомился с местными персами, которые бежали от так называемой «исламской революции». Прошло несколько лет, и я понял, что мы взгляды не изменились. Я был официально посвящен. То есть я не человек, который просто себя объявил зороастрийцем.

Свят Павлов: Ритуальная сторона была соблюдена.

Константин Крылов: Да. Может я не являюсь идеальным благоверным, который все соблюдает. Там достаточно много мелкой обрядовости. Мне даже неловко говорить, но сейчас, садясь за стол, я не совершил обряда «падья». «Падья» — это помыть руки. Дело в том, что большая часть зороастрийских ритуалов нами соблюдается.

Свят Павлов: Правда, мало кто знает, что они зороастрийские.

Константин Крылов: Зороастризм — это очень рациональная религия. Она предлагает делать вполне естественные вещи.

Свят Павлов: Ваших соратников не смущает ваша религиозная принадлежность?

Константин Крылов: Мне часто задают вопросы относительно некоторых ритуалов. Например, про омовение мочой. Такой ритуал в зороастризме был. Я объясняю, что раньше моча использовалась как антисептик и сейчас ее просто можно заменить мылом. Но, конечно, дело не в моче и мыле. В зороастризме нет никаких логических противоречий, которые есть в других религиях. Например, между всеблагостью, всемогуществом и всеведением Бога.

Свят Павлов: Этот вопрос занимал христиан еще в раннем Средневековье.

Константин Крылов: Верно, он старый. В зороастризме этот вопрос так не стоит. Потому что там бог не является суммой всех благ. Понятия всемогущества как способности творить все что угодно к нему тоже не применимо.

Свят Павлов: Получается, что вы выбрали зороастризм как наиболее логичную религию.

Константин Крылов: На самом деле я всегда так думал. А потом уже узнал, что это зороастризм. Что ж, мне повезло.

БЛИЦ

Свят Павлов: Приступим к блицу. Три лучших правителя в истории России?

Константин Крылов: Три последних императора (Александр II, Александр III и Николай II — ред.). Про них очень мало можно сказать плохого и очень много хорошего.

Свят Павлов: Мякотка или писечка?

Константин Крылов: У кого как.

Свят Павлов: Галковский или Крылов?

Константин Крылов: А зачем выбирать? Все такое вкусное.

Свят Павлов: Какую книгу должен прочитать каждый русский человек?

Константин Крылов: А зачем только одну?

Свят Павлов: С какой книги должен стартовать в новых прекрасный мир русский человек?

Константин Крылов: С гимназического учебника русской истории. Даже не для того, чтобы узнать что-то новое, а чтобы просто прочесть книгу по истории России, написанную без ненависти. Это очень помогает.

Свят Павлов: «Спутник и Погром» или «Вопросы национализма»?

Константин Крылов: «Спутник и Погром» — это онлайновое издание и является публицистикой. «Вопросы национализма» — бумажное издание и является научным журналом. Это вопрос: еда или питье? Еду стоит запивать, но и на одной воде тоже долго не продержишься. Оба издания взаимодополняемые.

Свят Павлов: Чтобы сказали, оказавшись перед Рамзаном Кадыровым?

Константин Крылов: Мне нечего сказать Рамзану Кадырову. Ну посмотрел бы на него. А если бы он спросил, чего уставился, то я бы ответил: «Любуюсь».