Со времен, когда «Касту» ещё не знали даже в пределах Ростова, я завёл одну мелодраматическую традицию. После тяжелых ночей я утром совершал паломничество на могилу Есенина. Для меня это была такая психотерапия, где вместо живой и пошлой тётки в халате был лихой и мёртвый поэт в граните. Благо я жил неподалёку от Ваганьково, и все путешествие от порога до могилы занимало ничтожные 10 минут.
Одним сумрачным осенним утром с тяжелой головой и свинцовыми мыслями я выдвинулся по своему классическому маршруту. Сразу за воротами меня как обычно встречал главный советский бард Высоцкий, чуть поодаль, на центральной аллее развалились в мраморе героические уголовники из 90-х братья Квантришвили. Вот уже я завернул налево, с каждым шагом приближаясь к важному личному разговору.
Однако на этот раз Есенин был не один. У могилы столпилась синяя компания из двух пропитых аборигенов глубоко за 40 и какой-то женщины неопределённого возраста, но явно трудной судьбы. Один из мужиков уверенно сжимал подругу чуть ниже талии, а другой рукой яростно жестикулировал. Второй — робко пытался ему оппонировать. Их как барьер разделяла двухлитровая пивная «сиська».
"Блядь, хули ты вообще понимаешь в драматургии, уеба!" - восклицал алкоальфач, обращаясь к своему более скромному собутыльнику. Завидев меня, он театрально повысил голос. Перформанс явно нуждался в свежих зрителях.
«Да нормально Безруков Серёгу сыграл. Я бы даже сказал, что заебися», — неуверенно пререкался второй синебот.
«Да какой, нахуй, заебися?! У Безрукова СЕМНАДЦАТЬ сценических выражений лица! Это пиздец мало для драматического актёра!» — внезапно парировал лидер алкопрайда.
Не выдержав интеллектуального давления, я пошел дальше вдоль аллеи, вспоминая про себя выражения лица Безрукова. Вроде бы в «Бригаде» их было всего два? Как он насчитал целых 17? Как он вообще их считал?
Жизнь ставила передо мной новые неразрешимые вопросы, а мысли приобретали все более определённую форму. Хорошо ведь все-таки, что этим утром я вышел из дома.
