Приснился сон, будто я на удушливом мутном юге, где лишь синяя тьма да осколки коринфских колонн как маяки. Отчего-то мне нужно было найти и спасти Лору Палмер, но совсем не хотелось этого делать. Хотелось просто вернуться домой. Но какой-то дурацкий юнгеровский долг неумолимо вел меня как сломанный компас.
На моем пути не было живых людей, лишь мелькали пожелтевшие
лица манекенов, укутанных в грязное тряпье как солдаты вермахта в Сталинграде. Я с трудом продирался сквозь стройные ряды пластмассовых фигур, подобно герою Фрица Ланга. Манекены были безучастны и плыли себе куда-то вдаль, повинуясь эксцентричной воле невидимого создателя. Мне нужно было спешить.
Наконец, я оказался у подножия античного храма, обдуваемого солеными ветрами. Внутри горел нездорово оранжевый свет. Я вошел, на мраморном полу лежало женское тело в полиэтиленовом пакете, завернутом в мигающую новогоднюю гирлянду. Как только я подошел вплотную, огоньки стали учащенно стробоскопить, словно ловя ритм моего сердца.
Лору Палмер я нашел, она была предсказуемо мертва, а из её головы вился шипящий клубок изумрудных гофмановских змей. После смерти она обернулась Медузой Горгоной. Я наклонился и погладил одну из змей, змея мне печально улыбнулась в ответ. Проснулся я уже в своем привычном «Чёрном вигваме» — весенней Москве 2020-го года. Стекло царапал редкий дождь, а на подоконнике сидел черный кот и протяжно выл…
«Это еще хуйня! Вот мне тут реальный кошмар приснился», — перебил меня друг, смяв как бумажку лиричный финал. «Снится, в общем, что стою я у входа в „Красное и белое“. И чувство такое ебаное, что пью в последний раз. Ну я пошарился по карманам, ни кошелька, нихуя. Только одну соточку как-то наскреб. Это были мои последние деньги», — пожаловался приятель на ужасы из своего мира теней.
«Ну на сотку-то особо не разгуляешься, так что я решил играть по-крупному и взял полторашку „Балтики девять“. Нахуяриться в последний раз! Вышел, значит, довольный и решил тут же накатить. Смотрю, а на этикетке вместо положенных восьми всего ТРИ ОБОРОТА. Три, сука!.. Ну, за Лору Палмер!», — закончил друг и немедленно выпил. Я выпил вместе с ним. За Лору.
На моем пути не было живых людей, лишь мелькали пожелтевшие
лица манекенов, укутанных в грязное тряпье как солдаты вермахта в Сталинграде. Я с трудом продирался сквозь стройные ряды пластмассовых фигур, подобно герою Фрица Ланга. Манекены были безучастны и плыли себе куда-то вдаль, повинуясь эксцентричной воле невидимого создателя. Мне нужно было спешить.
Наконец, я оказался у подножия античного храма, обдуваемого солеными ветрами. Внутри горел нездорово оранжевый свет. Я вошел, на мраморном полу лежало женское тело в полиэтиленовом пакете, завернутом в мигающую новогоднюю гирлянду. Как только я подошел вплотную, огоньки стали учащенно стробоскопить, словно ловя ритм моего сердца.
Лору Палмер я нашел, она была предсказуемо мертва, а из её головы вился шипящий клубок изумрудных гофмановских змей. После смерти она обернулась Медузой Горгоной. Я наклонился и погладил одну из змей, змея мне печально улыбнулась в ответ. Проснулся я уже в своем привычном «Чёрном вигваме» — весенней Москве 2020-го года. Стекло царапал редкий дождь, а на подоконнике сидел черный кот и протяжно выл…
«Это еще хуйня! Вот мне тут реальный кошмар приснился», — перебил меня друг, смяв как бумажку лиричный финал. «Снится, в общем, что стою я у входа в „Красное и белое“. И чувство такое ебаное, что пью в последний раз. Ну я пошарился по карманам, ни кошелька, нихуя. Только одну соточку как-то наскреб. Это были мои последние деньги», — пожаловался приятель на ужасы из своего мира теней.
«Ну на сотку-то особо не разгуляешься, так что я решил играть по-крупному и взял полторашку „Балтики девять“. Нахуяриться в последний раз! Вышел, значит, довольный и решил тут же накатить. Смотрю, а на этикетке вместо положенных восьми всего ТРИ ОБОРОТА. Три, сука!.. Ну, за Лору Палмер!», — закончил друг и немедленно выпил. Я выпил вместе с ним. За Лору.
